Сочинение
Петербург! Я еще не хочу умирать!
О. Мандельштам
Петербург был для О. Мандельштама городом, в котором прошли его детство и молодость. Все здесь знакомо ему "до слез, до прожилок, до детских припухлых желез". Кажется, что при воспоминании о прошлом сердце поэта начинает учащенно биться - но город изменился.
Оглядываясь по сторонам, Мандельштам пытается узнать прекрасную столицу, но ничего дорогого из воспоминаний он не может разглядеть в этом городе, грязном, неуютном, проникнутом неуверенностью перед завтрашним днем все сочинения на a l l soch © 2005 и страхом перед днем настоящим.
Узнавай же скорее декабрьский денек, Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Черно-желтая цветовая гамма вызывает ощущение тос-ки и беспокойства - наверное, это основные чувства, которые испытывают жители Петербурга 30-х годов. Беспросветность и мрак говорят о гибели в городе живого начала, и он угрожает этим же и поэту.
Петербург! Я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера. ;
Мандельштам верит, что он не один в этом страшном мире "ленинградских речных фонарей". Он помнит о друзьях и знакомых и ждет, что они откликнутся, оставаясь такими же стойкими и несгибаемыми, как прежде. Поэт не хочет сдаваться, он борется за свою жизнь и за свою свободу. Но телефон, вероятно, молчит, и это говорит о том, что не только город стал неузнаваемым - изменились сами люди: кто-то испугался и затих, кто-то приспособился, кто-то уехал, а кто-то и ушел из жизни. Но велика ли разница теперь между живыми и погибшими?
Петербург! У меня есть еще адреса. По которым найду мертвецов голоса.
В этом стихотворении О. Мандельштама перед нами раскрывается весь ужас, вся трагичность эпохи, когда люди от страха не могли спать по ночам: они не знали, будут ли завтра живы. Клевета, доносы, насилие сделали горожан слабыми и покорными. С замиранием сердца они прислушиваются к шагам за дверью, говорят вполголоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок, И всю ночь напролет жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных.
Дверные засовы, крючки и цепочки поэт не зря считает кандалами - это оковы, надетые, в первую очередь, на души, на волю людей. И, конечно же, совсем не дорогих гостей ожидает Мандельштам ночью, зная, скольких его друзей, товарищей и знакомых увели в неизвестность такие "гости".
Это стихотворение О. Мандельштама позволяет нам, живущим спустя семьдесят лет после описанных событий потомкам, понять психологию человека в страшные и трагические годы Советской страны. Я думаю, что поэт пытался донести до нас главную мысль: самое важное и самое ценное, чем может владеть человек - это свобода, как внешняя, так и внутренняя.
Осип Мандельштам
ЛЕНИНГРАД
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург! я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Читает Р.Клейнер
Рафаэ́ль Алекса́ндрович Кле́йнер (род. 1 июня 1939, д. Рубежное, Луганская область, УССР, СССР) - российский театральный режиссер, Народный артист России (1995 г.).
С 1967 по 1970 г. был актёром Московского Театра Драмы и Комедии на Таганке.
Мандельштам Осип Эмильевич - поэт, прозаик, эссеист.
Осип Эмильевич Мандельштам (1891, Варшава – 1938, Владивосток, пересыльный лагерь), русский поэт, прозаик. Отношения с родителями были весьма отчуждёнными, одиночество, «бездомность» – таким Мандельштам представил своё детство в автобиографической прозе «Шум времени» (1925). Для социального самосознания Мандельштама было важным причисление себя к разночинцам, острое чувство несправедливости, существующей в обществе.
Отношение Мандельштама к советской власти с конца 1920-х гг. колеблется от резкого неприятия и обличения до покаяния перед новой действительностью и прославления И. В. Сталина. Самый известный пример обличения – антисталинское стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны…» (1933) и автобиографическая «Четвёртая проза». Наиболее известная попытка принять власть – стихотворение «Когда б я уголь взял для высшей похвалы…», за которым закрепилось название «». В середине мая 1934 г. Мандельштам был арестован и сослан в город Чердынь на Северном Урале. Его обвиняли в написании и чтении антисоветских стихотворений. С июля 1934 по май 1937 г. жил в Воронеже, где создал цикл стихов «Воронежские тетради», в которых установка на лексическое просторечие и разговорность интонаций сочетается со сложными метафорами и звуковой игрой. Основная тема – история и место в ней человека («Стихи о неизвестном солдате»). В середине мая 1937 г. вернулся в Москву, но ему было запрещено жить в столице. Он жил под Москвой, в Савёлове, где написал свои последние стихи, затем – в Калинине (ныне Тверь). В начале марта 1938 г. Мандельштам был арестован в подмосковном санатории «Саматиха». Спустя месяц ему объявили приговор: 5 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Умер от истощения в пересылочном лагере во Владивостоке.
http://www.stihi-xix-xx-vekov.ru/biografia39.html
В лирику Мандельштама 30-х годов вошли более непосредственно жизненное дыхание, голос и поведение конкретного человека-современника. В таком стихотворении, как «Мы с тобой на кухне посидим...» (1931), этот голос прозвучал в его наиболее как бы бытовой форме, хотя со вторым, подводным душевным мотивом. В стихотворении «Я вернулся в мой город, знакомый до слез...» (декабрь 1930) — тот же тип лирического высказывания, с той же предельной естественностью разговорной интонации, но с более сложным и обобщенным, многосоставным, хотя также конкретным, адресатом: обращением и к самому себе, и к родному городу, как к городу своего детства и всего своего прошлого.
Многосоставное обращение вместе с тем имеет форму простой дневниковой записи о том, что с тобой происходит. Разговор с собой и с родным городом выражает и близкое общение с близким, родным, и сложное смутное чувство - страха, одиночества, тревоги, смятения, и сверх того и вместе с тем — непреодолимой силы связи с родными местами, со своим прошлым, с человеческой общностью, хотя бы ее составляли прежде всего «мертвецов голоса», память об ушедших и ушедшем.
В разговорную простоту речи включены, как узлы движения смысла-переживания, сложно-слитные детали-метафоры, которые превращаются в многообразное лирическое обращение — призыв к самому себе и неведомому собеседнику-слушателю. «... Так глотай же скорей/ Рыбий жир ленинградских речных фонарей». «Рыбий жир фонарей» — это точная, зрительно точная передача впечатления от расплывающихся свечений, похожих на жирное пятно на темном фоне ночной реки. Зрительное ощущение соединено с вкусовой ассоциацией, сопряженной с наплывом воспоминаний о детстве, а в этом детстве чего-то очень близкого — и болезненного, и противного, и питательного, целебного.
Тесно связана с этой следующая деталь-метафора: «...декабрьский денек,/ Где к зловещему дегтю подмешан желток». Опять точное зрительное впечатление, опять ассоциация с воспоминаниями детства, но, кроме того, возникает психологическая оценка: «деготь» темного декабрьского «денька» (очень короткого — только денька, не дня) становится «зловещим».
Детали-метафоры приобретают и большое метонимическое значение, как элементы единого ряда впечатления при возвращении в родной город. И значение каждой детали усиливается контекстом, перекликается со значением первых двух строчек, с основным мотивом — возвращения в родное, свое, до слез знакомое. В рыбьем жире речных фонарей и в желтке декабрьского денька двигается дальше ассоциативный ряд с элементами и зрительного предметного подобия (желез, фонарей, желтка), и звуковой паронимической связи (слез — желез — желток), и своеобразных психолого-поведенческих ассоциаций (глотать рыбий жир и глотать впечатления от теперешнего города). Все это объединено целостностью общего переживания.
В целом это отрывок из дневника, но с внутренней законченностью, четким контуром лирического события-сообщения. И также осуществляется новый тип лирического времени — наложение друг на друга его разных пластов. Но здесь не в форме совмещения двух разновременных исторических пластов-образов, как в «Петербургских строфах», а в форме надвига прошлого лирического «я» на его сегодняшнее: «знакомый до слез, / До прожилок, до детских припухлых желез», и продолжают сейчас звучать «мертвецов голоса». Сближение разных времен сопряжено со сближением разных смыслов и переживаний в одном высказывании, даже в одной строчке.
Простота, естественность и напряженность высказывания выражена и в звуковой организации стиха: четырехстопный анапест с устойчивой цезурой и парными мужскими рифмами приобретает в этой интонации оттенок несколько протяжного, напевного и вместе с тем энергичного, страстного движения речи. В конце стихотворения «Я вернулся в мой город, знакомый до слез...» реальность метафор, их бытовая конкретность приобретает дополнительное значение реализованного кошмара: «... и в висок / Ударяет мне вырванный с мясом звонок».
«Ленинград» Осип Мандельштам
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.Петербург! я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Анализ стихотворения Мандельштама «Ленинград»
Осип Мандельштам родился в Варшаве, однако своим любимым городом всегда считал Петербург, где провел детские и юношеские годы. Ему довелось учиться за границей, бывать в Москве, которая произвела на поэта неизгладимое впечатление, и исколесить всю Россию после гражданской войны, проведя несколько лет в скитаниях. Однако Мандельштам всегда мечтал вернуться в Петербург, который теперь назывался Ленинградом, но, сменив имя, остался все тем же величественным, красивым и удивительно притягательным городом для поэта.
В конце 20-х годов мечта Мандельштама осуществилась, однако ему понадобилось некоторое время, чтобы придти в себя от увиденного. Город преобразился, а его улицы заполнили люди самых различных национальностей и социальных слоев. Правда, на набережной Мойки уже невозможно было встретить романтических барышень в кисейных платьях и кавалеров в элегантных костюмах – их место заняли угрюмые мужики в лаптях и растоптанных сапогах, а также крестьянские бабы в платках. Но этот по-прежнему был город юношеских грез поэта.
Удручающее впечатление на Мандельштама произвели старинные питерские особняки, превращенные в коммуналки, где в каждой квартире могло проживать до 50-60 человек. Она из таких коммуналок стала домом и для Осипа Мандельштама с супругой. Но поэт был по-настоящему счастлив, пообещав себе, что больше никогда не покинет этот удивительный город. Тем не менее, в 1930 году ему пришлось по просьбе члена Политбюро ЦК ВКП(б) Николая Бухарина отправиться в командировку на Кавказ, где поэт, к тому времени уже практически переставший писать стихи, проводит несколько месяцев. По возвращении из командировки он создает стихотворение «Ленинград», в котором не только признается в любви своему городу, но и словно бы открывает его для себя вновь .
Действительно, всего за 13 лет город, созданный Петром I, изменился до неузнаваемости, однако для Мандельштама он по-прежнему «знакомый до слез», и «рыбий жир ленинградских речных фонарей» дарит поэту давно забытое чувство умиротворения. Тем не менее, автор ощущает себя в родном городе чужестранцем, который словно бы совершил путешествие во времени, зловещее и необратимое. Обращаясь к любимому городу, поэт заявляет: «Петербург, я еще не хочу умирать». Он словно бы предвидит свою судьбу и предчувствует, что стрелка часов, именуемых жизнью, лично для него уже начала свой обратный отсчет. Цепляясь за прошлое и, вместе с тем, не видя себя в будущем, Мандельштам отмечает, что где-то в недрах города еще сохранились телефонные номера, принадлежащие поэту, а также старые адреса, по которым он может найти «мертвецов голоса» . Последнее образное выражение, к сожалению, не является преувеличением, так как большинство друзей юности автора давно уже нашли свой последний приют в болотистой питерской земле. А их квартиры, знавшие звонкий смех и жаркие споры литераторов, теперь служат пристанищем для вчерашних крестьян, которые даже понятия не имеют о том, чьи именно занимают апартаменты.
Сам же поэт утверждает: «Я на лестнице черной живу, и в висок ударяет мне вырванный с мясом звонок». Это заявление соответствует действительности, так как семья Мандельштама действительно снимает каморку под лестницей в бывшем доходном доме на 8 линии Васильевского острова. При этом поэт опасается ареста, отмечая: «И всю ночь напролет ожидаю гостей дорогих».
Предчувствия Мандельштама не обманывают, так как спустя 3 года он первый раз будет взят под стражу, а в 1937 году вновь попадет в застенки НКВД. Но это случится в Москве, чужой и холодной. А угрюмый послереволюционный Ленинград навсегда останется для поэта самым уютным и дорогим местом на земле.
Осип Эмилевич Мандельштам родился в 1891 году в Варшаве, но по-настоящему родным городом для поэта стал Петербург. Здесь он вырос, окончил Тенишевское училище, считавшееся одним из лучших в России, здесь начал писать стихи в и 1913 году выпустил первую свою книгу. И даже, покинув свой Питер, он будет раз за разом возвращаться в «город, знакомый до слёз», преклоняться перед его красотой, согревать душу воспоминаниями и тревожится о будущем.
Это стихотворение Мандельштама полно мрачных предчувствий. Ведь не случайно, даже, вспоминая о детстве, он вспоминает о детских болезнях. Да и обращение к Петербургу – это обращение к городу, который уже не имеет ничего общего с тем, где проходила юность поэта. Новый политический режим для Мандельштама – это смерть, а люди ему подчинившиеся ассоциируются с мертвецами. К этому примешивается и страх, что за ним придут – отсюда и «вырванный с мясом» дверной звонок. Но самый, пожалуй, яркий образ стихотворения – «шевеля кандалами цепочек дверных». В нём не только пророческое предчувствие скорого ареста, но и психологическая атмосфера Петербурга в 1930-х.
Ленинград
Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург! я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
<Осип Мандельштам, 1930>
Новое прочтение стихотворение получило, когда стало песней в исполнении Аллы Пугачёвой. Казалось бы, пропустили всего одно слово, а как изменился смысл. Впрочем, в то время иначе песню бы просто не выпустили.
Почитателей отечественной поэзии заинтересует и история стихотворения «Зацелована, околдована». Ведь интересно узнать, .
