Психология объектных отношений. Виды и уровни взаимоотношений

Динамика развития интернализованных объектных отношений

В теории объектных отношений (О.Ф.Кернберг, М.Кляйн, М.Малер, А.Фрейд, У.Фэйрбейрн, Э.Якобсон) утверждается, что основным мотивом жизни является потребность человека в установлении удовлетворяющих его взаимоотношений. С позиции этой теории психический аппарат (Эго, Супер-Эго, Ид) зарождается на самых ранних этапах интернализации объектных отношений. Фазы развития интернализованных объектных отношений, а именно: нормального аутизма, симбиоза, сепарации-индивидуации, константности объекта, отражают самые ранние структуры психического аппарата. Первичные либидинозные и агрессивные инстинктивные влечения в процессе развития постепенно изменяются, последовательно доминируя в оральной, анальной и фаллической эрогенных зонах, и играют важную роль в формировании психических структур и функций ребенка.

Нормальная аутистическая фаза (от момента рождения до десятой – двенадцатой недели жизни) отличается сравнительным «безразличием» (отсутствием ответов) на внешние стимулы. Первым объектом, удовлетворяющим инстинктивное влечение к самосохранению, являетсяпарциальный объект – материнская грудь, на которую направляется либидо оральной зоны, поскольку она посредством кормления удовлетворяет биологические потребности младенца .

Нормальная симбиотическая фаза (от шести недель до конца первого года жизни), характеризуется установлением специфической аффективной привязанности ребенка и матери. Ребенок воспринимает материнский объект и себя как двуединое существо . Симбиотические взаимоотношения проявляются, прежде всего, специфической реакцией улыбки, которая свидетельствует о начинающемся процессе организацииЭго и появлении у младенца способности к внутренней регуляции . Вследствие чередования фрустрации и удовлетворения младенец начинает осознавать «нечто вовне», вне симбиотического дуального единства, и вырабатывать устойчивый образ матери. Осознаваемые или бессознательные способы поведения матери по отношению к младенцу создают основу для формирования его образаЯ (self) – первичных телесных и психических впечатлений о себе, противоположных впечатлениям о других лицах и объектах.

Воспринимать мать как отдельное существо ребенок начинает в конце первого года жизни. Вначале ее отсутствие вызывает ощущение дискомфорта, сопровождающееся страхом, а присутствие посторонних людей пугает ребенка. Эти феномены знаменуют важные стадии развития Эго. Начинают появляться объекты, воспоминания отделяются от текущего восприятия, развиваются предшественники защиты от болезненной стимуляции. В своем примитивном функционировании Эго следует модели телесных функций: психика интроецирует (то есть вбирает в себя, как при кормлении) все, что приятно и удовлетворяет потребности, и стремится избежать или оградить себя от осознания того, что является вредным и неприятным .

На этом этапе дифференциация Я-репрезентации (selfrepresentation) и объект-репрезентации (objectrepresentation) возникает в связи с потребностями: вначале они не являются стабильными и дифференциация исчезает по мере насыщения и отхода ко сну. Когда ребенок просыпается голодным и плачет, прежние формы репрезентации Я и объекта снова становятся четкими и раздельными .

Наступление фазы сепарации-индивидуации приходится на пик симбиоза в пяти-шестимесячном возрасте и заканчивается примерно в возрасте 24-х месяцев. Сепарация отражает процесс выхода из симбиотического единства с матерью и, наряду с формированием представлений о матери вне Я, включает установление объектных отношений. Индивидуация подразумевает процессы различения и ограничения ребенком собственных свойств и особенностей и создание интрапсихического образа Я в виде серии последовательных представлений.

На пике преодоления кризиса сепарации-индивидуации, примерно на втором году жизни, происходит развитие половой идентичности , которая является исходным пунктом становления гетеросексуальности. Предшественниками половой идентичности являются телесное Эго, ранний образ тела и диадическое ощущение «я – не я». Из них в результате расширения, детализации и интеграции половая идентичность ребенка развивается в мужскую или женскую Я-репрезентацию. Обычно она включает в себя базисную интернализацию половых различий, идентификацию со своим полом и комплементарную идентификацию с противоположным полом, а также осознание реципрокных репродуктивных функций мужчины и женщины .

М. Малер выделяет в процессе сепарации-индивидуации четыре подфазы:

1. Дифференциация (от пятого-шестого до десятого месяца жизни), отличающаяся нарастающим осознанием заинтересованности ребенка в событиях внешнего мира и «вылуплением» из симбиотического единства.

2. Упражнение (между десятым и пятнадцатым месяцами жизни), характеризующееся испытанием и оценкой зарождающихся моторных и когнитивных навыков, развитие которых приводит к дальнейшей физической и психологической сепарации. Однако на этом этапе развития ребенок еще не может обойтись без поддержки со стороны матери, присутствие которой необходимо для эмоциональной подпитки, особенно в состоянии упадка сил или усталости.

3. Восстановление (между шестнадцатым и двадцать четвертым месяцами жизни) отражает процесс и/или период разрешения интрапсихического кризиса, связанного с противоречивыми желаниями оставаться вместе с матерью, с одной стороны, и быть самостоятельным, осознающим себя в качестве независимого индивида – с другой. Интенсивность амбивалентности постепенно убывает, а у ребенка развивается более реалистичное восприятие себя и возрастает автономия. В этой подфазе трудности, возникающие между матерью и ребенком, отражаются в конфликтах анальной и ранней эдиповой фаз психосексуального развития.

4. На пути к константности объекта (между двадцать четвертым и тридцатым месяцами жизни) – период, когда ребенок начинает интересоваться качеством и функцией психического репрезентанта матери. М.Малер отмечает: «Говоря о константности объекта, мы имеем в виду, что образ матери становится интрапсихически доступным ребенку точно так же, как либидинозно доступна реальная мать – для поддержки, комфорта и любви» . Интрапсихическая репрезентация матери получает позитивный катексис даже тогда, когда ребенок сердится на мать или отделяется от нее на некоторое время.

Поскольку ни воспоминания, ни психические репрезентанты не могут полностью заменить реальной любви объекта, период «на пути к константности объекта» представляет собой безграничный, длящийся в течение всей жизни процесс, который никогда не может стать завершенным. Также константность объекта и взаимные удовлетворительные объектные отношения оказывают значительное влияние на развитие Эго, и наоборот .

Дальнейшая фаза развития объектных отношений, фаллически-эдипова , приходится на возраст от двух до пяти с половиной лет. На передний план выступает эдипов комплекс – упорядоченная совокупность любовных и враждебных желаний ребенка, направленных на родителей . В этот период ребенок стремится к сексуальному единению (по-разному представляемому в зависимости от его когнитивных способностей) с родителем противоположного пола и желает смерти либо исчезновения родителя своего пола. Наряду с этими позитивными эдиповыми стремлениями существует так называемыйнегативный эдипов комплекс , то есть ребенок желает также сексуального единения с родителем своего пола и, в связи с этим, проявляет соперничество с родителем противоположного пола. В типичном случаепозитивный эдипов комплекс преобладает над негативным при формировании гетеросексуальной ориентации и идентичности хорошо адаптированного взрослого. Однако на бессознательном уровне привязанность девочки к матери, равно как желание мальчика сдаться на милость отца в надежде пассивного обретения мужественности, бесконечной любви и защиты, продолжают оказывать глубокое влияние на психическую жизнь и последующий выбор объекта .

На фаллически-эдиповой фазе важной вехой на пути развития сексуальной ориентации является становление сексуальной идентичности . Нарастающее давление влечений, направленных на инцестуозные объекты, перестройка диадических объектных связей в триадические, усиление страха кастрации и соответствующее структурирование психики делают этот период критическим для развития сексуальной ориентации. Мальчики, у которых развивается гетеросексуальная идентичность, идентифицируются с отцом и вытесняют инцестуозные желания по отношению к матери без замещения эротического интереса к женщинам идентификацией. Гетеросексуальные девочки продолжают идентифицироваться с матерью, но переносят свой фаллический либидинозный интерес к матери в сторону более приемлемой генитальной ориентации, то есть на отца или тех, кто его заменяет. Также развитие сексуальной идентичности на эдиповой фазе характеризуется формированием понятий мужественности и женственности (отличающихся от базисного ощущения своей принадлежности к мужскому или женскому полу) и личным эротизмом, который выражается в сексуальных фантазиях и выборе объекта .

В этот период образуется Супер-Эго – система психики, ответственная за нравственное сознание, самонаблюдение и формирование идеалов . Супер-Эго представляет собой интернализацию родительских установок и ценностей в виде совести, призванной контролировать сексуальные и агрессивные влечения эдиповой фазы, которая инициирует аффект вины и наказания за проступки. Хотя в системе Супер-Эго присутствуют элементы доэдиповой и послеэдиповой фаз, основной вклад в нее вносит именно эдипов период. Кроме этого, в результате идеализации в структуре Супер-Эго формируется Эго-идеал. Двумя основными исходными частями Эго-идеала являются идеальные концепции Я (self) и идеализированные качества объектов любви. В целом, Эго-идеал соотносится с ценностями, стремлениями и притязаниями родителей. Несоответствие этим стандартам, как правило, ведет к появлению чувства стыда .

На данном этапе развития, вследствие разрешения эдипова конфликта и образования дискретного, организованного Супер-Эго, формируется устойчивая организация характера индивида – совокупность паттернов мышления, чувствования и действия, консолидирующихся в виде компромиссных образований, отражающих способы разрешения интрапсихической борьбы между импульсами влечений с одной стороны, и различными силами сдерживания, изменения и удовлетворения этих влечений – с другой . Под влиянием переживаний фаллически-эдиповой фазы ранние особенности развития психики трансформируются, и поэтому в зрелом возрасте не проявляются.

По завершении формирования эдипова комплекса, в начале шестого года жизни, наступает латентный период, который продолжается до подросткового возраста. На этой фазе снижается давление сексуальной активности, происходит десексуализация объектных отношений и чувств (отмечается преобладание нежности над сексуальными желаниями), появляются такие чувства, как стыд и отвращение, возникают нравственные и эстетические стремления . Ребенок направляет все внимание на внешний мир, развивая психические, когнитивные и социальные навыки контактов с множеством воспринимаемых объектов.

С достижением подросткового возраста у индивида появляется возможность сексуального удовлетворения посредством внешнего объекта. Теперь он вынужден противостоять собственным фантазиям и желаниям, часть которых является дериватами парциальных влечений, ранее на сознательном уровне не принимавшихся. После того как сексуальные элементы организуются при примате гениталий, остатки инфантильной сексуальности находят нормальное выражение в виде предварительной эротической игры (взгляды, прикосновения, поцелуи и т.п.). Созревание сексуальной организации сочетается, как правило, с укрощением агрессивного влечения, возрастанием контроля над инстинктивными проявлениями и слиянием любовной нежности и сексуального желания в едином объектном отношении. Некоторые индивиды, однако, не достигают взрослой генитальной организации вследствие конституциональных особенностей, проблем развития или интрапсихического конфликта. Их сексуальная активность напоминает таковую при инфантильной сексуальности с точки зрения условий или способа разрядки, необходимых для достижения удовлетворения, или обусловленных характером объектных отношений (например, привязанностью к парциальным объектам) .

В подростковом возрасте завершается формирование таких специфических функции Эго, как способность развивать эмоциональные, дружеские отношения с другими людьми даже при наличии враждебных чувств. Эта способность тесно связана с формированием позитивных психических образов этих объектов. Еще одной способностью является сохранение стабильных позитивных объектных отношений и соответствующих им психических репрезентаций в течение долгого времени, несмотря на отдельные эпизоды враждебного взаимодействия. В целом, психологические изменения, происходящие на этой фазе развития интернализованных объектных отношений, помогают человеку обрести уникальное чувство собственной идентичности .

Совершенствование специфических функций Эго продолжается и в зрелом возрасте , когда способности индивида любить, работать и адаптироваться к окружающему внешнему миру достигают максимума. Зрелые объектные отношения и зрелая любовь предполагают понимание того, что объект и сам человек самостоятельны, и что его или ее потребности могут иногда вступать в конфликт с потребностями самого индивида. Они предполагают также принятие, понимание и умение терпеть амбивалентность по отношению к объекту, способность принимать как некоторую зависимость, так и самостоятельность, способность воспринимать и соотносить свои меняющиеся потребности и требования с подобными требованиями объекта .

Таким образом, важную роль в развитии психических структур и функций индивида играет интернализация (интроекция и идентификация) объекта или его свойств. Именно на основе процессов интроекции и идентификации развиваются Эго, Супер-Эго и Эго-идеал, моделью для формирования которых являются родители ребенка. Основными условиями способности к установлению стабильных объектных отношений взрослого индивида является интеграция любви и ненависти (либидинозных и агрессивных влечений) в Я- и объект-репрезентациях, то есть трансформация частичных объектных отношений в целостные (обретение константности объекта).

Объектное отношение - это отношение, соединяющее потребность человека с объектом, удовлетворяющим данную потребность. Когда гово­рится об объекте, то имеется в виду прежде всего объект удовлетворе­ния. Основное объектное отношение складывается в отношении ребен­ка и матери. Именно мать удовлетворяет потребности ребенка, что имеет структурное значение. В принципе все в объектном отношении ориенти­ровано на удовлетворение потребности.

С точки зрения М. Кляйн, объектные отношения существуют с самого нача­ла жизни ребенка. Первыми объектными отношениями младенца являют­ся его отношения с материнской грудью и матерью. Если этот первичный объект интроецируется и укореняется в младенце с достаточной стабиль­ностью, то тем самым закладывается основа для удовлетворительного раз­вития ребенка.

Основываясь на клинических наблюдениях, М. Кляйн выдвинула поло­жение, в соответствии с которым первые переживания ребенка, связанные с присутствием матери и кормлением грудью, способствуют возникновению объектного отношения к ней. При этом она выделила феномен жадности в качестве основополагающего. «Поскольку, - подчеркивала М. Кляйн, - жадность является врожденным компонентом первых желаний, связанных с грудью, она оказывает чрезвычайно важное влияние на отношение к мате­ри и на общий характер объектных отношений» .

Известны случаи, когда некоторые младенцы с удовольствием сосут грудь матери, но при этом не проявляют признаков жадности. Известны и другие случаи, когда некоторые младенцы отличаются так называемым «ленивым сосанием», впоследствии перерастающим в спокойное и рав­номерное сосание. В свете этих наблюдений тезис М. Кляйн о жадности как врожденном компоненте первых желаний и важной составляющей объектных отношений может быть воспринят в качестве сомнительного и не подкрепленного реальными наблюдениями над младенцами.

Однако она исходила из того, что встречающийся у ряда младенцев спокойный подход к сосанию или имеющие место проблемы с ним могут быть связаны с тревогой преследования, когда материнская грудь под воздей­ствием направленных на нее агрессивных импульсов превращается в вос­приятии ребенка в «вампироподобный пожирающий объект», вследствие чего тревога преследования затормаживает жадность и происходит уга-

ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

сание желания сосать. Кстати сказать, наличие тревоги способно приво­дить, по ее мнению, не только к вышеописанным проблемам, но и к уси­лению жадности младенца.

Наряду с проявлением младенцем жадности М. Кляйн рассматривала также феномен зависти, который воспринимался ею в качестве выраже­ния оральных и анально-садистских импульсов ребенка. Подобно жад­ности, зависть проявляется в самом раннем детстве. Она направлена на овладение объектом и имеет первичную деструктивную цель. Зависть испытывается младенцем по отношению к груди матери, а затем по отно­шению к матери вообще.

Как М. Кляйн представляла себе взаимодействие ребенка с материн­ской грудью сразу же после его рождения? Является ли это взаимодей­ствие наследственно данным или приобретенным в первые дни жизни ребенка?

Психоаналитическая работа привела ее к выводу, в соответствии с которым новорожденный младенец на бессознательном уровне ощущает суще­ствование объекта, олицетворяющего материнскую грудь. Бессознательное зна­ние о груди и переживание ребенком определенных чувств по отношению к ней рассматривались М. Кляйн в качестве филогенетического наследст­венного фактора. Другое дело, что онтогенетические факторы тоже игра­ют определенную роль.

Так, с точки зрения М. Кляйн, первоначально имеет место такое отно­шение, когда орально-либидозные и орально-деструктивные импульсы ребенка направлены на материнскую грудь. В виде психического пред­ставления грудь матери воспринимается ребенком как «хорошая», если она удовлетворяет его, или как «плохая», когда служит источником его фрустрации. В течение первых месяцев жизни ребенка в его психике нет четкого различия между «хорошим» и «плохим» объектом, причем мате­ринская грудь в обоих качествах сливается у него с ее телесным присут­ствием. В конечном счете первым объектным отношением ребенка явля­ется, как подчеркивала М. Кляйн, отношение к любимой и ненавистной, удовлетворяющей и фрустрирующей, «хорошей» и «плохой» груди. Рас­щепление подобного рода имеет своим результатом разделение любви и ненависти.

С одной стороны, благодаря процессу проекции, когда ребенок пере­носит на «хорошую» или «плохую» грудь свои любовные импульсы, эти импульсы приписываются матери. С другой стороны, благодаря процес­су интроекции, когда материнская грудь, как частичный объект, как бы вбирается ребенком вовнутрь, свойства и качества данного объекта фор­мируются внутри его психики. В результате этого представление ребен­ка о внешнем и переведенном во внутренний план объекте оказывается

искаженным в его психике фантазиями, обусловленными проецировани­ем собственных импульсов младенца на объект. « "Хорошая" грудь - внеш­няя и внутренняя - становится прототипом всех полезных и удовлетво­ряющих объектов, "плохая" же грудь - прототипом всех внешних и внут­ренних преследующих объектов» .

Говоря о двойственном отношении ребенка к первому объекту, М. Кляйн рас­смотрела различные стороны подобного отношения. В частности, она полагала, что «плохая» грудь становится для ребенка ненавидимой, наде­ляется орально-деструктивными качествами его собственных импульсов, возникающих в состояниях фрустрации и ненависти. Находясь под воз­действием деструктивных фантазий, ребенок может кусать грудь матери и пожирать ее. Одновременно у него может возникать такое чувство, что и грудь может воздействовать на него аналогичным образом. Соответст­вующие деструктивные фантазии служат питательной почвой для возник­новения у ребенка различных страхов, выступающих в качестве внешних и внутренних преследователей.

Так, «плохая» грудь может выступать в качестве пожирающей ребенка, точно так же, как он испытывает желание пожрать ее, в результате чего у него возни­кает тревога преследования. Другое дело, что на ранних стадиях развития ребенка тревога преследования как бы нейтрализуется его отношением к «хорошей» груди, а физическая близость к матери во время кормления укрепляет его доверие к хорошим объектам.

Если плохой, фрустрирующий объект (грудь матери) воспринимается ребенком как преследующий, то «хорошая» грудь идеализируется им и ста­новится таким объектом, который доставляет ему немедленное, неогра­ниченное и вечно длящееся удовольствие. Идеализации «хорошей» груди способствует сила страха преследования, вызывающая у ребенка потреб­ность в защите от преследования со стороны плохого объекта. Так возни­кает представление об идеализированной груди, являющейся средством защи­ты ребенка от тревоги.

М. Кляйн считала, что при исследовании ранних процессов расщепле­ния важно различать хороший и идеализированный объекты. Хотя раз­личение между этими объектами не является четким, тем не менее можно говорить о том, что идеализированный объект в меньшей степени интег­рирован в Я, чем хороший объект. В целом расщепление имеет место не столько между хорошим и плохим объектами, сколько между идеали­зированным и очень скверным объектами.

Таким образом, в понимании М. Кляйн с самого начала объектные отношения формируются во взаимодействии между проекцией и интро-екцией, внешними и внутренними объектами и ситуациями. В рамках этих отношений деструктивные импульсы ребенка направляются про-

ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

тив объекта. Сперва они проявляются им в фантазировании орально-са­дистических атак на материнскую грудь. Затем эти атаки трансформиру­ются в фантазии нападения на тело матери, будь то стремление ребенка лишить материнское тело всего его хорошего содержания (орально-сади­стские импульсы) или желание проникнуть внутрь его, чтобы контроли­ровать изнутри (анально-садистские импульсы).

По мнению М. Кляйн ребенок может прибегать к галлюцинаторному удов­летворению, когда смягчается тревога, устраняется фрустрация и возникает чувство обладания идеальной грудью внутри себя. При этом может возник­нуть такая ситуация, при которой галлюцинаторное удовлетворение сопро­вождается обособлением преследующей груди от груди идеализируемой, а переживания фрустрации - от переживаний удовлетворения. Подобное обособление рассматривалось М. Кляйн как связанное с процессом отрица­ния, крайние формы которого сопряжены с уничтожением любых фруст-рирующих объектов, ведущим к ослаблению тревоги преследования.

Отрицание касается не только самого факта существования фрустри-рующего объекта, но и ситуации фрустрации в целом. Оно охватывает также неприятные ощущения, проявляющиеся в результате фрустрации. Наконец, отрицание распространяется и на психическую реальность. Отрицание последней становится возможным благодаря сильному чувству всемогущества, являющемуся важной характеристикой ранней психики. Помимо идеализации и отрицания к первым методам защиты ребенка от тревоги на ранней стадии его развития М. Кляйн относила также расще­пление, всемогущество, контроль над внешними и внутренними объектами. Хотя все эти защиты препятствуют процессу интеграции, тем не менее они крайне важны для целостного развития Я, поскольку каждый раз облег­чают тревогу ребенка. Отношение ребенка к частям тела матери, сосре­доточенное в первую очередь на ее груди, постепенно сменяется отноше­нием к ней как к личности.

В целом объектные отношения рассматривались М. Кляйн как фор­мирующиеся под влиянием либидо и агрессии, любви и ненависти. Эти отношения наполнены как тревогой преследования, так и вновь обретен­ной уверенностью во всемогуществе, которое возникает на основе идеа­лизации объекта. Наконец, именно с интроекцией целостных объектов ребенка она соотносила фундаментальные изменения в его объектных отношениях.

К этому следует добавить, что представления М. Кляйн об объектных отношениях оказали соответствующее влияние на становление и разви­тие теории объектных отношений, первоначально возникшей среди бри­танских психоаналитиков, а позднее получившей признание у ряда других психоаналитиков, особенно латиноамериканских и части американских.

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ШКОЛА М. КЛЯЙН

Важно также отметить и то обстоятельство, что размышления М. Кляйн об объектных отношениях сопровождались полемикой с теми представи­телями теории объектных отношений, которые предпринимали шаги по ее развитию. Так, она сочла необходимым подчеркнуть принципи­альные, на ее взгляд, различия между собственными взглядами и идеями Р. Д.Фейрберна, выраженными в его работах «Пересмотренная психо­патология психозов и неврозов» (1941), «Внутрипсихическая структура в понятиях теории объектных отношений» (1944), «Объектные отноше­ния и динамическая структура психики» (1946).

Согласившись с выделением Р.Д.Фейрберном «шизоидной пози­ции», представляющей собой часть нормального развития и являющей­ся основой возникновения шизоидных и шизофренических заболеваний, М. Кляйн в то же время отметила, что в отличие от данного аналитика, подходившего к исследованию объекта с точки зрения развития Я, она акцентировала внимание на модификации ранних тревог. Кроме того, она не разделяла мнения Р.Д.Фейрберна, в соответствии с которым интерна-лизированным является прежде всего «плохой» объект, а придерживалась взглядов, согласно которым интроецированная «хорошая» грудь образует одну из важных частей Я.

Теория объектных отношений получила дальнейшее развитие в работах Fairbairn"а (1952, 1994) и WinnicoU^ (1958, 1971). Fairbairn четко порывает с биологическим подходом, основываясь, прежде всего, на отношениях, а не на драйвах: «объект моей привязанности может превратить цвет моего лица из белого в розово-красный (как поется в песне) скорее, чем направление инстинкта как определяется в биологической метапсихологии» (цит. по Greenberg, Mitchell,1983).

Fairbairn подверг критике положение Freud"a о том, что фундаментальной мотивацией жизни является удовольствие, и пришел к заключению, что либидо направлено не на поиск удовольствия, а на поиск объекта. Основой мотивации не являются гратификация и редукция напряжения с использованием других людей как средства достижения этой цели. Конечная цель состоит в установлении связи с другими людьми.

Для Fairbairn"a и других представителей Британской школы психоанализа именно объект и отношения с ним являются первичной мотивацией человека.

Таким образом, первичной мотивацией является необходимость вступить в определенные отношения с объектом. Человек с самого рождения ищет объект и настраивается на отношения с ним. Личность развивается и структурируется вокруг интернализации объектных отношений. Поэтому задачей анализа является исследование отношений индивидуума с его объектом. Личность в процессе развития устанавливает отношения с внешними объектами, которые входят в её внутреннюю структуру. Следовательно, одним из основных условий понимания личности является исследование мира ее внутренних объектных отношений. Необходим анализ характера отношений человека с объектами и способов их вхождения в структуру его внутреннего мира.

Удовольствие, по Fairbairn" у, возникает как форма связи с другими людьми. Контактируя с родителями, ребенок получает удовольствие от связи и взаимодействия с ними. Он ищет, прежде всего, установления и повторения такой связи, которая обусловливает получение удовольствия. Что происходит в том случае, если родители не устанавливают с ребенком доставляющих ему удовольствие отношений, если контакт с родителями болезненен для ребенка? С точки зрения принципа поиска удовольствия, ребенок в такой ситуации будет избегать контакта с родителями, и пытаться найти другие объекты, которые могут быть более обещающими в этом плане.

Тем не менее, в реальности все происходит по-другому. Работая с детьми, подвергавшимися насилию со стороны родителей, Fairbairn был поражен лояльностью и привязанностью этих детей к родителям. Дети оказались зависимыми от контактов, связанных с переживаниями эмоциональной боли, что продолжало влиять на характер их значимых отношений с людьми во взрослом периоде. Будучи взрослыми, они проявляли четкое влечение к людям, напоминающим их родителей по поведению и отношению к ним.

Fairbairn, в отличие от Klein, акцентуировал внимание не на детском фантазировании на тему о «хороших» и «плохих» интернализованных объектах, а на адекватном или неадекватном поведении родителей по отношению к ребенку. Адекватное выполнение родительской функции обеспечивает развитие у ребенка умения контактировать с людьми, обмениваться информацией, приобретать опыт. Неадекватное «парентирование» (родительствование) приводит к развитию у ребенка отчужденности, избеганию общения и формированию в качестве компенсации фантастического мира, в котором интернализованные внутренние объекты заменяют реальных людей и реальные ситуации. Недосягаемые психологически родители интернализуются ребенком и на тему этих, ставших частью психики ребенка родителей, возникают фантастические содержания.

Классический психоанализ в теории мотивации исходит из концепции драйва и принципа получения удовольствия. Согласно этой гедонистической теории, люди ищут удовольствия и избегают боли. Это основное положение классического психоанализа вызывает определенное возражение, связанное с тем, что клинические наблюдения свидетельствуют о навязчивой повторяемости действий, во время которых человек повторяет какие-то поступки, связанные с неприятными переживаниями, например, с различными болезненными эмоциональными состояниями. Остается непонятным, почему люди часто сознательно и/или бессознательно делают себя несчастными, если каждый из них ищет удовольствия и избегает боли? Fairbairn отвечает на этот вопрос, используя понятие адгезивность (прилипчивость) либидо.

Адгезивность противоречит принципу удовольствия. Либидо болезненно прилипает к каким-то фрустрированным стремлениям, недостижимым объектам, искаженным желаниям и т. д. Примером, подтверждающим это положение, является Эдипальный комплекс. Freud предпринимал неоднократные попытки к решению этой проблемы. Автор испытывал большие трудности при анализе кошмарных сновидений. Он рассматривал сновидения как скрытое исполнение желаний. Но как в таком случае интерпретировать кошмары и сексуальный мазохизм, если понимать сексуальность только как получение удовольствия? Как понимать различные переживания, связанные с психическими травмами, когда психотравмирующие события постоянно восстанавливаются в памяти по желанию? Freud пытался найти причину происходящего в активизации аутодеструктивного драйва, что не могло в полной мере прояснить ситуацию.

В классическом психоанализе младенец действует как индивидуальный организм. Окружающие важны для него только как объекты, способные удовлетворить его потребности. Fairbairn, в отличие от Freud"a, рассматривает ребенка только во взаимодействии со средой. В его концепции преобладает положение о том, что либидо ищет объект для связи. С этой точки зрения становится понятной адгезивность либидо. Либидо адгезивно, т. к. в его природе лежит не пластичность, а прилипчивость.

Ребенок вступает в контакт с родителями, используя при этом самые разнообразные и всевозможные варианты взаимосвязи. Эти формы контакта становятся паттернами связи и с другими людьми. Связи и «примыкание» к другим лицам для него очень важны. Ребенок, воспитывающийся в дисфункциональной семье, испытывает в объектных отношениях ряд отрицательных эмоций. Классические психоаналитики считают, что такой ребенок должен избегать боли и пытаться найти объекты, которые доставляли бы ему большее удовольствие. На самом деле в реальности дети ищут привычную боль как форму связи и не предпочитают её никакой другой.

Во взрослой жизни они часто связываются с людьми, которые доставляют им много неприятностей. Они вступают во взаимоотношения с этими людьми по механизму, согласно которому отношения с ними чем-то похожи на ранние объектные отношения с родителями. Они стремятся к повторению этих отношений, хотя они для них не очень приятны.

Например, пациентка, которая воспитывалась депрессивной матерью, выбирает во взрослой жизни знакомых, которые несут на себе отпечаток тоски, печали, грусти и депрессии. Она чувствует себя комфортно только в отношениях с людьми, которые имеют сниженный фон настроения. Она считает других людей искусственными, неискренними и просто плохими.

В результате анализа подобных семейных сценариев возникает вопрос: «Почему определенные поведенческие подходы повторяются, хотя по идее печальный опыт должен бы научить этих людей тому, что так поступать не следует?». Понимание необходимости выхода из «порочного круга» есть, а реальных действий нет. Причина подобной ригидности заключается в актуализации механизма прилипания к семейному сценарию. Дети ищут неблагоприятной болевой ситуации как более предпочтительной, по сравнению с другими формы связи, поскольку они уже зафиксированы на ней. И во взрослой жизни они повторяют в той или иной степени эти модели поведения. Люди настолько привязаны к первым детским связям, что строят свою дальнейшую жизнь на взаимодействиях, напоминающих те, что имели место в раннем возрасте.

Объектные отношения подразделяются на два вида. Один из них - это настоящие, реальные объектные отношения, которые интернализуются; второй-это фантазии. Какие-то отношения придумываются и также присутствуют в бессознательном. Они основаны на контактах со средой и имеют разные содержания. Содержания могут подвергаться психическому преобразованию. Так, например, интернализуются плохие объектные отношения, которые в результате фантазирования трансформируются в хорошие. Механизм и причины такой трансформации пока не ясны. Причиной может быть не только адгезивность. Дело в том, что ребенок интернализует плохое объектное отношение и подавляет его. Одновременно с этим у него возникает реакция на это плохое отношение в виде фантазии. Он вылавливает из плохих отношений отдельные крупицы хороших отношений, преувеличивает их, создает у себя фантастический мир отношений и начинает приписывать плохому объекту хорошие качества. Этот процесс является для него руководством к действию. Встретившись в дальнейшей жизни с плохими объектными отношениями, он репродуцирует фантазии, которые имели противоположный по содержанию характер.

В этом процессе объективно может происходить расщепление egо. Fairbairn придает большое значение наблюдавшемуся им феномену «расщепления ego» у ребенка. Феномен является результатом отрицательного влияния на ребенка нарцисстически ориентированных, депрессивных, эмоционально отстраненных родителей. Self-объектные отношения ребенка в подобных ситуациях формируются таким образом, что он поглощает, интроецирует черты родителей. Это происходит бессознательно ради сохранения связи с родителями. Например, ребенок абсорбирует депрессию родителей, становясь депрессивным, и в этом состоянии находится с ними на одной эмоциональной волне, что было бы невозможно, если бы он был в другом состоянии: игривом, веселом и т.д.

Согласно Fairbairn" у, ребенок становится подобным тем или иным родительским особенностям, интернализируя их. В результате происходит расщепление ego. Одна его часть остается связанной с реальным миром и взаимодействует с ним, другая-функционирует в связи с интернализированными характеристиками родителей. В определенном смысле эта-вторая часть ego, с нашей точки зрения, выполняет ролевую функцию, являясь, по сути, реактивным образованием, возникшим в связи с необходимостью «встроиться» в систему отношений с родителями посредством имитации их эмоционального состоянии.

Fairbairn приходит к заключению, что расщепление ego этим не ограничивается: расщепляется и вторая часть ego, интернализовавшая свойства родителей.

Наличие сектора, который отражает плохие качества объекта, иногда приводит к тому, что попытки ребенка преодолеть в себе эту отрицательную часть приводят к потере связи с родителями, с которыми он идентифицируется. Если ребенок начинает чувствовать себя более счастливым, у него может возникнуть ощущение тревоги, связанной с тем, что он дистанцируется от родительской части, уходит от нее потому, что абсорбция ребенком патологических черт характера объекта посредством его интернализации позволяет ему ощущать связь с родителями. Думать и вести себя по-другому он не умеет. Иной ход событий возможен только в фантазиях. Интернализация создает расщепление в egо. Таким образом, одна часть Я направлена на реально существующих родителей, а другая - на иллюзорных родителей, образы которых созданы в воображении ребенка.

Расщепление происходит между фрустрирующими, напрямую расстраивающими, разочаровывающими чертами интернализованных родителей, которые Fairbairn называет «отбрасывающим объектом, и соблазняющими, обещающими частями, определяемыми как «возбуждающий объект». Эмоциональный голод ребенка очерчен возбуждающим объектом, неизбежное дистанцирование -отбрасывающим.

Интернализованные родительские отношения содержат в себе положительный возбуждающий объект и фрустрирующий разочаровывающий объект. Одна часть Я связана с приятными, возбуждающими фантастическими чувствами, а другая - с противоположными по содержанию.

Часть еgo, которая связана с надеждой и устремлениями, Fairbairn называл либидинальным еgo, а часть, связанную с плохими качествами -антилибидинальным еgо. Либидинальное ego переживает тоску по любви, чувство надежды; антилибидинальное -чувства ненависти, злости, ярости, враждебности. Антилибидинальное egо может быть враждебным по отношению к либидинальному egо. Таков механизм амбивалентных чувств, которые могут обостряться в условиях патологии. Некоторые патологические состояния характеризуются тем, что по отношению к одному и тому же объекту или явлению у человека возникает одновременно чувство любви и ненависти. Причина этого заключается в детских Self-объектных отношениях и расщеплении egо, которое в таких случаях происходит.

К сожалению, подавление и интернализация не освобождают человека от плохих отношений. Оставаясь невидимыми, они присутствуют в бессознательном. В бессознательной попытке освободить себя от этих объектных отношений человек проецирует их на внешний мир. Этот процесс, вслед за Klein, Fairbairn называет «проективной идентификацией». Кому-то приписывается роль отвергающей матери, кому-то - недосягаемого отца, критикующего родственника, унижающего старшего брата и т. д. «Сначала они были интернализованы и репрессированы, а затем-бессознательно, чтобы быть уверенным-спроецированы снова во внешний мир» (Jones,1991:15).

Проективная идентификация не обязательно касается родителей. Она происходит и в отношениях с другими людьми. Некоторые из них могут вызывать антипатию в связи с тем, что на них проецируется что-то, связанное с плохими объектами. Человек может чем-то напоминать интернализованный образ, хотя в действительности он не является тем, кого напоминает. Речь идет о какой-либо черте характера, какой-то личностной особенности и пр. Субъект, осуществляющий проективную идентификацию, захвачен этим процессом, его «несет» и он уже не контролирует ситуацию. Он видит в ком-то кого-то другого, развивает в отношении него мысли и фантазии, что приводит к развитию совершенно неадекватной egо оценки, над которой давлеет то, что было когда- то, но не в том месте и не с тем человеком.

Важно иметь в виду, что в этом процессе воссоздается не просто плохой объект, а эмоциональная окраска отношений с ним. Человек, который осуществляет проективную идентификацию, может оказаться в ситуации борьбы с дистантным объектом прошлого, хотя могут проецироваться и хорошие объекты.

Таким образом, следует тщательно анализировать внутреннее содержание переносов, которые происходят в жизни. Целью аналитического процесса является не разрядка либидо и агрессии (Freud), а воссоздание повтора объектных отношений, при котором плохие объекты проецируются на аналитика. Важно, чтобы этот процесс вышел на уровень осознания, а не остался в бессознательном. Проективная идентификация является важным моментом в переносе. В процессе контакта с аналитиком пациент переносит на него определенный образ или часть образа из своего прошлого. Он предпринимает попытку «разгрузиться» от плохих объектов. Пациент видит в аналитике большое количество («ассамблею») плохих объектных отношений. Содержание внутреннего мира, в котором были интернализированы и подавлены плохие объекты, в ходе проективной идентификации высвобождается и проигрывается снова, но уже во внешнем мире, на новом уровне, в другое время и на другом интеллектуальном, мнестическом и др. фоне.

Иногда пациенты очень привязаны к «содержимому» своей психики, испытывают необходимость повторений, связанную со своеобразной ностальгией. Без осознания этот процесс может носить насильственный неконтролируемый характер. Иногда повторное проигрывание приводит к разрыву отношений потому, что проецируется негативный материал, и дальнейший межличностный контакт с объектом переноса оказывается невозможным.

Отличие в интерпретации переноса между классическим и современным психоанализом заключается в том, что в первом случае перенос интерпретируется как проекция подавленных драйвов, а во втором, как вновь проигрываемые плохие объекты.

В рамках теории объектных отношений Fairbairn исследовал феномен репрессии. По мнению автора, репрессируются, прежде всего, не желания, воспоминания или импульсы, а - отношения, такие связи с родителями, которые не интегрируются в другую систему связей. Воспоминания, желания и др. репрессируются не первично в связи с их травмирующим или запретным содержанием, а потому, что они являются компонентом опасных или унижающих объектных отношений.

Fairbairn (1943:64) пишет: «невозможно кому-либо пройти через детство, не имея плохих объектов, которые интернализованы и репрессированы», «психопатология, можно сказать, оказывается связанной в большей степени с исследованием отношений ego с интернализованными им объектами» (Fairbairn, 1993). Но даже в подавленном состоянии эти объекты не перестают оказывать своего влияния. Следовательно, знание психологии человека требует анализа объектных отношений, а изучение психопатологии невозможно без выявления отношений egо с его интернализованными объектами.

Репрессируются первично «не непереносимые импульсы вины или непереносимые неприятные воспоминания, а непереносимые плохие интернализованные объекты" (Fairbairn, 1943). В связи с этим следует пояснить, что речь идет не о статических объектах, а об объектных отношениях.

Под плохими объектами понимаются психические материалы, в формировании которых принимали участие родители, или те, кто заботился о ребенке в раннем периоде его жизни. В них включены интернализованные фрагменты каких-то эмоций и действий людей, которые плохо относились к ребенку, пренебрегали им, отбрасывали и преследовали его, проявляли ненужную в данный момент помощь и неприятные для ребенка реакции. Будучи интернализованными, они не утрачивают своих болезненных и неприятных качеств. Происходит не только интернализация, но и репрессия этих материалов. Следовательно, объектные отношения являются ключом к новому пониманию репрессии и мотивации личности, поскольку то, что первично подавлено, представляет собой не импульсы вины и невыносимые, неприятные воспоминания, а непереносимо плохие интернализованные объекты.

Fairbairn, в отличие от Freud"a, считал, что репрессия является результатом нарушенных объектных отношений, а не нарушенные отношения являются результатом репрессии. Из этого следует, что проблема при аналитической терапии не исчерпывается «снятием» репрессии для осознания репрессированного материала. Плохие объектные отношения должны быть заменены новыми, более благоприятными. Создание таких отношений в процессе работы с аналитиком является целью психоанализа.

Процесс интернализации рассматривается Fairbairn" ом как первичная защита. Поскольку объекты переживаний болезненны, человек «интернализует их в попытке контролировать» (Fairbairn, 1943). Однако, такой контроль не всегда «срабатывает». Предпринимаемая защита способна превратиться в троянского коня. Принятые внутрь себя объекты надолго, а, возможно, и навсегда остаются с человеком, «сохраняя свою силу... во внутреннем мире». Они пребывают в психике как «внутренние саботажники», иногда принимая форму чувств вины, тревоги, осуждения, а в других более патологических вариантах могут превращаться в осуждающие внутренние голоса.

Иногда эти интернализованные объекты метафорически называют конфликтующими, тревожными, осуждающими, вызывающими страх, уничижение и чувство вины внутренними голосами. Этот факт имеет большое значение потому, что в условиях развития психического заболевания они оживают в виде слуховых галлюцинаций, содержание которых соответствует плохим объектам, которые включены в психику.

Целью интернализации является защита от психологической боли. Интернализация плохих объектов приводит к тому, что в психике каждого человека содержится стержень психопатологии, на основе которого при наличии определенных условий может развиться то или иное нарушение. Очевидно, в этом заключается психологический механизм формирования псевдогаллюцинаторных и галлюцинаторных феноменов.

Дальнейшее развитие теория объектных отношений получила в работах Winnicott"a (1960, 1965, 1971). На основании наблюдений детей и их матерей, вначале в качестве педиатра, а затем психоаналитика, Winnicott внес новые идеи в психоаналитическое мышление, касающееся отношений между ребенком и матерью, а в дальнейшем между пациентом и аналитиком.

Winnicott придавал особое значение наполненности жизни чувством личностного значения, выделяя пациентов, которые не чувствовали себя личностью. Для характеристики таких пациентов Winnicott использовал термин «расстройство ложного Self"a», характеризующееся нарушением самого чувства субъективности, индивидуальности.

В исследованиях настоящего и ложного. Я обращается внимание на значение качества субъективных переживаний. Анализируется то, как человек чувствует свою внутреннюю реальность, насколько его жизнь насыщена чувством личного значения, каковы его представления о себе, что представляет собой его, отличный от других, творческий центр собственных переживаний, каким образом осуществляется четкая дифференциация себя от других людей и мира в целом.

Практика показывает наличие возрастающего количества пациентов, предъявляющих жалобы не на конфликт, не на симптомы, признаки нарушения, чувство вины, депрессию, тревогу и пр. Этих людей беспокоит то, что они не чувствуют себя личностью. Musil (1971) описывает такого человека в книге «Человек без свойств». Ее герой идентифицирует себя с кем-то другим, кто играет роль, соответствующую ситуации и ожиданиям окружающих. Играя чужую роль, он теряет себя. Речь идет о формировании ложного Self"a.

Winnicott описывал нарушения, связанные с формированием ложного Self"a. Он считал, что это «ядерное» расстройство, которое уходит глубоко внутрь. Оно невидимо снаружи. Обычно наличие у себя подобного нарушения даже не осознается, но человек находится в состоянии хронического психологического дискомфорта, в котором преобладает чувство пустоты. Он очень боится одиночества, боится оставаться наедине с собой, т. к. такое состояние особенно тяжело переносится. Возникает чувство, что что-то должно произойти. Беспокоят скука, пустота и ощущение хаоса. Развивается экзистенциальная тревога и стремление любой ценой избавиться от нее. В связи с этим могут совершаться неадекватные поступки.

Человек способен жить в оболочке ложного Я в течение более или менее длительного промежутка времени. Особенно, если у него хватает энергии и сил быть постоянно задействованным в какой-либо активности. В случае невозможности реaлизации активных действий или нехватки внутренней энергии на их осуществление, возникает трудно переносимое состояние.

Winnicott соотносил начало расстройства с доэдипальным периодом, связывая его развитие с недостаточностью в отношениях матери к ребенку. Winnicott подчеркивал, что речь идет не о выраженной эмоциональной депривации или насилии, а о несовпадении материнской реактивности с характеристиками переживаний младенца, недостаточности их подкрепления в нужные моменты. Причиной несовпадения ритмов матери и ребенка является слабая интуитивность матери. Интуитивная мать относительно быстро чувствует желания ребенка, адекватно и спонтанно реагирует на них, создавая обстановку комфортного «дрейфа» в потоке неинтегрированных переживаний. У него спонтанно появляются и исчезают всевозможные дискретные желания, потребности, нужды, которые часто не удовлетворяются.

В то же время автор считал, что «ложный Self» способствует социальной адаптации и выполняет протективную (защитную) функцию. Беспомощный ребенок может рассчитывать на «награду» только в случае конформности, подчинения требованиям людей, от которых он зависит, прежде всего, родителей. Ребенок боится, что его искреннее самовыражение будет наказано лишением любви и покиданием.

В связи с вышеизложенным, следует обратить внимание на то, что Winnicott (1963) высказывался об «истинном Self^)) как об «инкогнито»; Khan (1963) говорит о «приватности Selfa», а Enid Balint (1991) считает, что некоторые наиболее глубокие формы психических переживаний, свойственных истинному Self у, невозможно «организовать в языке». Mitchell (1993) обращает внимание на парадокс, заключающийся в том, что «когда мы чувствуем себя наиболее приватно, наиболее глубоко «внутри», мы в каком-то смысле наиболее глубоко связаны с другими, от которых мы научились стать Self ом». Сама способность быть одним впервые развивается в присутствии невмешивающегося другого (Winnicott, 1958).

Нарушения в системе Self накладывают субтильный отпечаток на интеракции между матерью и младенцем с самого начала его жизни. Основное значение в этих коммуникациях Winnicott придавал не насилию над ребенком, не депривации, а тому, как мать реагирует на ребенка, как справляется с его нуждами, каково качество её эмоциональной реакции на ребенка. Речь идет не просто о приеме пищи, а об эмоциях любви, о создании эмоционального моста между матерью и ребенком.

В тех случаях, когда мать не обеспечивает достаточно хорошей среды для ребенка, консолидация его здорового Self"a нарушается и психологическое развитие какого-то важного центрального сегмента психики задерживается. Остальные сегменты продолжают развиваться, но внутри остается пустота отсутствующей сердцевины.

Winnicott видел в лице матери своего рода зеркало, в котором ребенок наблюдает отражение своих собственных чувств и посредством этого распознавания приобретает чувство себя. Этот процесс нарушается, если мать находится во власти отрицательных эмоций, если она, например, угнетена или депрессивна, рассержена, злобна. Очевидно, таким образом формируется недостаточность Self"a, нарушение идентичности, лежащее в основе пограничного личностного расстройства.

В то же время Winnicott подчеркивал, что мать в интересах ребенка не должна постоянно быть «совершенной», т.е. всегда соответствовать его потребностям, так как это будет скорее подавлять, чем стимулировать его формирование как автономного и независимого существа. Матери (на отцах Winnicott не акцентировал внимание) должны быть «достаточно хорошими», но не «совершенными». Winnicott усматривал опасность в том, что родители, находясь под влиянием собственных бессознательных потребностей, могут навязывать ребенку свою волю, подавляя формирование сепаратного Selfa.

Winnicott, также как и Balint, подчеркивал значение эмпатии. Ребенок воспринимает информацию из внешнего мира на телесном, протопатическом уровне, на уровне ощущений, сигналов и т.д. Это - нюансы эмоций, которые необходимы для формирования Self. У лиц с нарушениями Self во взрослой жизни эмпатия обычно усилена. Учет специалистом повышенной эмпатии пациента особенно важен, т.к. это накладывает особый отпечаток на отношение этих людей к психотерапии. Эмпатически схватывая неискренность, они будут обращать внимание не на слова, а на то, что стоит за словами аналитика. Если они почувствуют отсутствие искренней заинтересованности в себе, это приведёт к нарушению коммуникации, потере интереса к терапии.

Winnicott описывает сверхзанятость матери ребенком как состояние психики женщины, которое позволяет ей быть хорошей матерью и создавать необходимую для развития ребенка средовую ситуацию. Эта сверхзанятость требует от женщины отказа от многих субъективных желаний и интересов и фиксации на витальных потребностях ребенка. Разрыв, который происходит между внутриутробным и внеутробным периодами жизни ребенка, должен быть смягчен, поскольку его последствия имеют большое значение для дальнейшего развития ребенка.

Сразу же после рождения у ребенка возникает необходимое для него субъективное чувство сверхвласти и сверхвозможностей. Это кратковременный, но необходимый для него период. Смысл его заключается в немедленном удовлетворении желаний ребенка. Если он голоден, он получает грудь, если ему холодно и дискомфортно его укрывают и согревают. Посредством удовлетворения желаний он как бы контролирует ситуацию и создает необходимую для себя среду. Начало мышления по желанию (захотел и тут же получил) закладывается именно в этом периоде. В результате такого отношения у ребенка создаются иллюзия и вера в то, что его желание создает объект желания. Мать должна понимать необходимость пребывания рядом с ребенком, когда в ней нуждаются, и наоборот, отсутствовать, когда она не нужна. Эту ситуацию Winnicott называет поддерживающей средой - психическим пространством, внутри которого ребенок чувствует себе комфортно, не осознавая на уровне интеллекта, что он защищен.

Период сверхзанятости ребенком должен быть кратковременным, в противном случае это приведет к отрицательным результатам. Сверхзанятость матери автор определяет как своего рода временное сумасшествие, которое делает возможным подавить свою субъективность для того, чтобы стать посредником в развитии субъективного иллюзорного чувства ребенка. При оптимальном раскладе мать постепенно уходит от этой деятельности и прекращает её, поскольку она не должна быть длительной. Матери следует проявлять повышенный интерес к собственному комфорту, своим проблемам, своей личности, сводя тем самым сверхзанятость на нет. Она делает сначала одну, потом другую и последующие паузы в удовлетворении желаний ребенка, который постепенно избавляется от иллюзии обязательного удовлетворения его желаний. Таким образом он уходит от иллюзорного ощущения субъективного всемогущества.

Расставание ребенка с иллюзиями помогает ему постепенно осознать, что мир не состоит из одной субъективности, и что удовлетворение желания требует не только выражения этого желания, но и взаимодействия с другими людьми, имеющими собственные желания и потребности. Таким образом к переживанию субъективного всемогущества добавляется переживание объективной реальности, которое не замещает первое, а скорее существует наряду с ним или в каком -то отношении к нему.

Winnicott не рассматривает это развитие как линейную последовательность, в которой одна стадия заменяет другую, предшествующую ей. Они наслаиваются друг на друга и сочетаются друг с другом. Человек, живущий только объективной внешней реальностью, выражает свой ложный Self без субъективного центра. Он субмиссивен, т.к. полностью ориентирован на ожидания других как на стимулы, идущие из внешней среды.

Для того, чтобы быть личностью с постоянно развивающимся Selfом и ощущением личностного смысла, необходимо периодическое переживание субъективного всемогущества. Речь идет о глубоко личном, никогда полностью нераскрываемом ядре переживаний. Временное переживание субъективного всемогущества обеспечивает младенцу мать путем поддержания постоянного ценностного ресурса, который должен в какой-то степени сохраняться. Ранние переживания ребенка позволяют ему по мере роста продолжать чувствовать свои спонтанно возникающие желания как что-то очень важное и имеющее смысл. Хотя уже в этот период ребенок должен интегрировать различные виды взаимодействия с другими людьми.

Между этими двумя формами переживаний (иллюзорное всемогущество и объективная реальность) находится третья форма, которую Winnicott называет переходным переживанием.

Winnicott использует понятие «переходные феномены» (transitional phenomena), которые появляются во время переживания ребенком контакта с матерью. Вначале ребенок фиксируется на материнском теле, и, прежде всего, на ее груди. В дальнейшем происходит фиксация на «переходных объектах».

При субъективном всемогуществе ребенок чувствует, что он создает желаемый объект, например, материнскую грудь и верит, что он обладает полным контролем над этим объектом. При переживаниях объективной реальности ребенок чувствует, что он должен найти желаемый объект. Он осознает свою сепаратность от него и понимает, что не контролирует этот объект.

Переходный (транзиторный) объект воспринимается по-другому. Он переживается не как субъективно созданный и контролируемый, и не как отдельный, найденный и открытый, а как что-то промежуточное между первым и вторым. Таким образом, статус переходного объекта по своему определению двойственен и парадоксален. Важно, чтобы родители не разрушали двойственность переходного объекта.

К переходным объектам относятся одежда, игрушки, одеяла и другие предметы, которые в какой-то степени ассоциируются с переживанием определенных материнских качеств и приобретают новое значение в периоды временного отсутствия матери.

Переходный объект, например, игрушка, выступает как заменитель родителей или матери. Она имеет символический смысл, осуществляя переход от симбиотического смешивания, от зависимости к матери к процессам отделения от неё. Игрушка воспринимается ребенком как объект, на который можно проецировать фантазии, связанные, например, с матерью во время её отсутствия. Наличие такого объекта позволяет ребенку привыкать к отсутствию человека, осуществляющего заботу о нем на всё более длительные периоды времени.

Важен не сам переход ребенка от зависимости к независимости, а создание моста между двумя разными типами переживаний, двумя позициями Self а по отношению к другим.

Важность игрушки не в том, что она заменяет ребенку мать, а в том, что обеспечивает расширение границ его Я на полпути между зависимостью от матери к независимости. Это продолжение ребенок создает субъективным чувством всемогущества. В то же время объект функционирует самостоятельно. Значение переходных объектов заключается в поддержке ребенка, которого жизнь перемещает из мира иллюзорного всемогущества в мир, где он должен приспосабливаться, сотрудничать с другими.

Переходные объекты смягчают переход от зависимости к матери к относительной самостоятельности. Они «переходны» в том смысле, что находятся между идеальным объектом фантазии и реальным объектом внешней реальности. Winnicott относил к переходным феноменам способность к игровой деятельности, которую Meissner (1984:170) определил, как «способность смешивать иллюзию и реальность». Способность к игре является «упражнением в творчестве» (Meissner, 1984). Она использует символы и поэтому продуцирует искусство, литературу, живопись, культуру.

Переходные переживания имеют большое значение для сохранения психического здоровья и креативности. Они становятся особой зоной защиты творческого Я, внутри которой оно оперирует и разыгрывает различные ситуации. Человек, живущий в состоянии субъективного всемогущества и не имеющий мостика к объективной реальности, поглощен собой, аутистичен, изолирован.

Примером служит шизотипическое личностное расстройство, носителей которого отличает изолированность, странность, необычность, неприспособленность к окружающей обстановке.

Если же человек живет только в объективной реальности и не имеет корней в раннем младенческом чувстве субъективного всемогущества, он приспособлен и адаптирован к среде очень поверхностно. У него отсутствуют оригинальность, страстность, способность к самозабвению и пр.

Двойственность переходной зоны, с одной стороны, позволяет сохранить корневые исходные переживания как глубокий и спонтанный источник себя, а, с другой, -адекватно взаимодействовать с окружающим миром, понимать и учитывать наличие иных точек зрения, взглядов и ценностных ориентаций.

Исследуя место, которое занимает агрессия в переходе между субъективным всемогуществом и объективной реальностью, Winnicott предложил концепцию «использования объекта». При субъективном всемогуществе ребенок пользуется объектом «безжалостно». Он создает его своим желанием, эксплуатирует для собственного удовольствия и может разрушить. Такое переживание требует полного подчинения и эксплуатации находящейся рядом матери. Постепенно ребенок начинает осознавать наличие рядом другого человека, который может быть разрушен. Это циклический процесс всемогущего творчества, деструкции и выживания.

С появлением чувства внешнего мира и чувства другого человека, который имеет свои права, ребенок начинает понимать, что люди существуют вне его всемогущего контроля. Появляется осознание того, что его желания могут быть опасными.

Переходный объект наделяется эмоциями, свойственными живому человеку и позволяет отыгрывать на нем различные ситуации. Этот объект называется переходным потому, что через какое-то время его актуальность теряется. Он может заменяться другим переходным объектом, группой объектов, или этот этап переживаний уходит в прошлое. Повторная встреча взрослого человека со старым переходным объектом, которого он случайно «находит где-то в сундуке», может вызвать у него кратковременные ностальгические чувства, всплеск эмоций и переживаний. Дети, лишенные эмоциональной поддержки со стороны родителей, часто находят выход в фиксации чувств на переходном объекте. Чрезмерная фиксация на объекте приводит к преобладанию иллюзорного чувства субъективного всемогущества. Вокруг такого объекта появляется большое количество фантастических событий различного содержания, которые отражают мышление по желанию. Такой ребенок оказывается плохо адаптированным к будущей жизни.

Для того, чтобы понять сущность фантастических содержаний, ориентации только на подходы классического психоанализа недостаточно, т. к. эти содержания подчинены коллективным и глубинно бессознательным алгоритмам. Алгоритмы представлены матрицами, преформами, архетипами, которые строятся по определенным узорам. Так рождаются заменяющие реальность мифы, легенды и эпосы, чему способствуют средовые влияния, в том числе и не имеющие непосредственной связи с родителями. Это могут быть сказки, прочитанные или увиденные в кино отрывки каких-то событий, которые помогают ребенку создавать различные фабулы, защищающие его от неприглядной реальной обстановки окружающего мира.

Создаются мифы о Спасителе, Герое, которые решают за ребенка его проблемы. Память каждого человека хранит содержания любимых фабул, созданных в детстве и получивших дальнейшее развитие во взрослой жизни. Такие фабулы оказывают серьезное воздействие на всю жизнь. Встречаются люди, у которых второе звено переходного объекта - объективная реальность представлена недостаточно. Это сопровождается возникновением позиции ожидания, в которой отражается первое звено переходного объекта - субъективное всемогущество. На этой основе начинают выстраиваться контакты с людьми, дальнейшее развитие которых обречено на неудачу, т. к. на людей проецируется сказочный образ, которому реальный человек не соответствует. Возникает разочарование, появляется психическая травматизация.

Winnicott считает, что ложный Self развивается как результат преждевременной насильственной необходимости вступления в контакты с внешним миром. Создание ложного Self необходимо. Особое значение в этом процессе придается соотношению и сосуществованию ложного Self с настоящим. Если ложный Self поглощает настоящий, возникает потеря себя. Человек может потерять себя на разных этапах жизни, но предпосылки возможной потери закладываются в раннем возрасте. Многие системы воспитания часто направлены на то, чтобы ребенок по мере своего развития становился все более конвергентным, использовал все меньшее количество собственных ресурсов, отбрасывая все, что выходит за заданные пределы. Ребенку свойственны игра воображения, яркость восприятия, эмпатия, любознательность, интерес.

Система воспитания, которая отсекает ряд интересов и фиксирует ребенка на узкой направленности интересов, редуцирует их и приводит к конвергентности ребенка. Причиной конвергентности являются навязанные ему особенности поведения, мыслей и чувств. Например, ребенку не позволяют эмоционально выражать себя, исходя из предпосылки необходимости сглаживания и подавления эмоциональных проявлений, умения контролировать проявление эмоций и спонтанности в поведении. Интересы к определенным видам активности подавляются, в связи с тем, что это не принято, не соответствует имиджу, престижу, не дает, с точки зрения родителей, достаточных дивидендов. Таким образом стимулируется образование ложного Self а, а настоящий Self уходит в тень. Иногда у детей при этом возникает чувство раздвоенности между ложным и настоящим Self ом, которое принимает необычные формы. Например, ребенок семи лет настораживает родителей тем, что часто говорит о себе в третьем лице, выражая свой настоящий Self. «Он хочет пить, он будет спать», - говорит мальчик о себе, подчеркивая тем самым, что он - это его настоящий Self, который действительно хочет именно этого. Другие желания идут не от него, а от «них», от других частей его Я. Таким образом, ребенок четко дифференцирует свое настоящее состояние от того, что навязывает ему внешняя среда, в данном случае родители. Это расщепление фиксируется родителями и вызывает их настороженность.

Интересной особенностью людей, у которых не сформирован настоящий Self, является страх молчания во время контакта с другими людьми. Такой человек считает, что пауза во время разговора вызывает у собеседника отрицательное чувство. Он оценивает молчание как состояние, которое приближает человека к обостренному ощущению пустоты. Поэтому он стремится заполнить пространство молчания насколько это возможно. Будучи далеким от понимания важности и продуктивности молчания, ему трудно усвоить истину, что молчание может быть содержательным и творческим.

Для человека с ложным Self ом важна оценка его другими, а поскольку у него возникает страх отрицательной оценки, он начинает отвлекать последних разговором на какую угодно тему. Эта тактика приносит определенные плоды, но не избавляет человека от ощущения неудовлетворенности.

С точки зрения Kohut"a (1971), человек может «избавиться» от плохих Self-объектных отношений, «вводя» в свою психику новые Self-объектные отношения, которые начнут доминировать над старой системой взаимодействий. КоЫД считал, что практически все формы психических расстройств обусловлены нарушением Self-объектных отношений детского периода. Эти детские отношения были настолько отрицательно окрашенными, что они не могут быть интернализованы и поэтому мешают развитию спаянного чувства Self. В результате у ребенка не развивается необходимая внутренняя структура личности, и его психика остается фиксированной на архаических Self -объектах. Следствием этого является то, что в течение всей жизни психика испытывает на себе иррациональное влияние определенных объектов и человек никак не может освободиться от необычной зависимости и от привязанности к ним, испытывая при их отсутствии ностальгию. Эти объекты заменяют часть его психических структур. Отношения между ними и психикой приводят к развитию различного рода внезапно возникающих у взрослого человека эмоциональных состояний, происхождение которых для него непонятно.

Характеризуя людей со слабым Я, Kohut фиксирует внимание на неразвитости их Self а в плане спаянности его структуры. У людей со слабым Я отсутствует смысл жизни и основная направленность действий, у них фактически не развита идентичность и поэтому легко возникают различные формы дезадаптации к окружающей обстановке.

Kohut обращает внимание на наличие у ребенка эмпатической недостаточности-дефицита интуиции, эмпатии, которые блокируют развитие идентичности. В случае успешной работы по дальнейшему развитию эмпатии, процесс саморазвития может восстановиться в любом возрасте, но по мере взросления способность развития эмпатии снижается. Kohut считал, что эта возможность должна быть использована в процессе психотерапии пациентов с различными нарушениями.

Правильная психотерапия дает развитию эмпатии второй шанс, который был упущен в детском возрасте. В процессе психоанализа необходимо предоставить пациенту возможность формирования новых Self-объектных отношений, способствующих росту новых психических структур. Этот процесс включает в себя техники, направленные на доразвитие и дальнейшее совершенствование эмпатии.

Положение Kohut"a о слабости эмпатии у лиц с нарушением идентичности не нашло подтверждения в проведенных нами наблюдениях пациентов с пограничным личностным расстройством, у которых обнаруживалась обостренная эмпатия по отношению к эмоционально значимым для них лицам.

M. Balint (1968) в предложенной им концепции «основной недостаточности» также придает особое значение раннему периоду развития ребенка. Автор ставит нормальное развитие ребенка в зависимость от материнско-младенческого «гармоничного интерпенетративного смешивания». В случаях неадекватного родительствования (дистантность, пренебрежение, агрессия) у ребенка происходит формирование основной недостаточности, нарушается развитие идентичности. Balint подчеркивает, что основная недостаточность формируется в доэдипальном, невербальном периоде жизни. С этим связаны трудности психотерапии таких пациентов, поскольку последняя в классическом психоанализе основывается на вербальном общении, а слова для пациента с основной недостаточностью лишены эмоционального смысла и поэтому не полностью воспринимаются им. Для эффективного воздействия необходимы не чисто интерпретативные подходы, а неформальное эмпатическое общение, трактуемое современными специалистами (Langs,1996) как бессознательная коммуникация.

Терапевтический успех может быть достигнут только в случае выхода на уровень основной недостаточности.
Психоналитическая трактовка психических нарушений психотического уровня содержится в работах Bion"a (1955, 1965). Wilfred Bion акцентуировал внимание на дальнейшей разработке теоретических положений Melanie Klein в аспекте применения объектных отношений к шизофреническим проявлениям. Анализируя особенности мышления и языка у лиц, страдающих шизофренией, Bion пытался объяснить природу и динамику происходящих у них фрагментации и утраты смыслового значения. Автор обнаружил функционирование дополнительных ассоциаций между шизофреническими расщеплениями, атаками зависти и ярости, описанными Klein, по отношению к «плохому» объекту-материнской груди.

В случаях шизофренической психопатологии атака направлена не только на внешний объект, но и на часть своей собственной психики, связанной с объектом/объектами и реальностью в целом. «Ребенок воспринимает связь с объектом как чрезвычайно болезненную и поэтому атакует не только грудь, но и свои собственные психические способности, которые соединяют его с грудью» (Mitchell,Black, 1995). Это -атака на восприятие и мыслительный процесс. Она приводит к разрушению способности воспринимать и понимать реальность, устанавливать содержательный контакт с окружающими людьми. По выражению Mitchell и Black, зависть (в понимании Klein) становится нарушением «аутоиммунного» характера, при котором психика атакует сама себя.

Bion пытался разобраться в «способах», которые используются при атаке психики своих собственных психических процессов, и пришел к заключению, что фокусом атаки являются связи. В результате расщепляются ассоциации между мыслями, чувствами и объектами.

Bion, вслед за Klein, продолжил развитие концепции проективной идентификации. Klein, как известно, определяла проективную идентификацию как фантазию, в процессе которой какая-то часть Selfa переживается как помещенная в другом человеке, с которым Self идентифицирует себя и который пытается контролировать. Bion интересовался влиянием проективной идентификации на человека, на которого эта идентификация произошла. В процессе анализа пациентов с выраженными психическими отклонениями Bion обнаружил, что у него возникают неприятные эмоциональные состояния, приближающиеся к эмоциональным переживаниям пациентов. На основании такого рода наблюдений автор пришел к заключению, что аналитик в ходе проведения анализа на каком-то из его этапов становится «контейнером» психического содержания, изначально принадлежащего пациенту и спроецированного на аналитика.

Таким образом, Bion расширил концепцию проективной идентификации, превратив ее в обоюдный процесс, включающий пациента и аналитика.

Возбуждение и тревога пациента по механизму контагиозности эмоции вызывают тревогу аналитика, депрессивное состояние пациента провоцирует угнетение аналитика. Корни этого явления прослеживаются в наиболее ранних периодах жизни. Младенец «наполнен» беспокоящими его ощущениями, которые он не в состоянии каким-то образом организовать и контролировать. В связи с этим он проецирует эти переживания на мать, которая реагирует на ситуацию и «в каком-то смысле организует переживания для младенца, который интроецирует их уже в переносимой форме». Если мать не настроена на восприятие состояния младенца, он остается поглощенным неорганизованными, фрагментарными и ужасающими переживаниями. Наличие эмоционального резонанса с ребенком, очевидно, необходимо для развития интимности, сопереживания, эмпатии.

В аналитической ситуации, по представлениям Bion"a, «работает» та же модель. Эта же модель лежит в основе понимания роли проективной идентификации. Межу аналитиком и пациентом происходят сложные взаимодействия, обусловленные диадным характером контакта, интерперсонализацией проективной идентификации.

Концепция интерперсональной проективной идентификации в отношениях, складывающихся при проведении психоаналитической терапии, представлена в работах Racker"a по трансференсу и контртрансференсу (Racker, 1953, 1968). Автор придавал большое значение идентификации аналитика с проекциями пациента, с теми сегментами Selfa пациента, которые переживаются аналитиком.

Racker (1953) говорит о том, что «аналитик выполняет две роли:
1) интерпретатора бессознательных процессов;
2) является объектом тех же самых процессов.

Последствия: контртрансференс может вмешиваться и интерферировать, так как аналитик, во-первых, является интерпретатором и, во-вторых, - объектом импульсов... Восприятие может быть правильным, но воспринимаемое может провоцировать невротические реакции, которые повреждают его интерпретационнную способность». Аналитик в роли интерпретатора способен помочь или помешать восприятию бессознательных процессов. Аналитик в качестве объекта изменяет свое поведение, что, в свою очередь, влияет на восприятие его пациентом. Форма интерпретаций, звучание голоса, невербальная коммуникация по отношению к пациенту воспринимаются последним, приводят к личностной трансформации и изменению объектных отношений.

Влияние пациента на аналитика может, например, выражаться в том, что аналитик верит пациенту, если последний атрибутирует на него различные негативные характеристики, то есть аналитик начинает считать себя «плохим» в соответствии с интроецированными плохими объектами, которые пациент спроецировал на него. Это происходит еще и потому, что «союзником» пациента оказывается внутренний элемент личности аналитика-его собственные плохие объекты, которые он в себе ненавидит.

Этот механизм приводит к возможному возникновению у аналитика чувства ненависти к пациенту, что, в свою очередь, активизирует superego аналитика и грозит соответствующими последствиями.

Racker (1968) выступал против характерного для классического психоанализа «мифа аналитической ситуации», характеризующего анализ как взаимодействие между больным и здоровым человеком». Автор изучал объектные отношения в аналитической динамике: «Истина заключается в том, что это - интеграция между двумя личностями, ego которых находится под давлением из id, superego и внешнего мира; каждая личность имеет свои внутренние и внешние зависимости, тревоги и патологические защиты; каждый является также ребенком с его внутренними родителями; и каждый из этих целостных личностей-анализируемого и аналитика - отвечает на каждое событие аналитической ситуации».

В древнеиндийском трактате о любви «Ветка персика» отмечалось, что каждый человек может любить на трех уровнях – тела, ума и души. Тогда было отмечено, что взаимоотношения неоднородны, в них присутствуют разные уровни. На сегодня существует немало исследований, посвященных обоснованию и описанию различных уровней взаимоотношений.

Функции межличностных отношений,-

1) помогают адаптироваться в новой среде;

2) познавательная функция (социальное познание, познание другого человека);

3) удовлетворяют потребности человека в контакте с другими людьми.

Основные феномены межличностных отношений: 1) симпатия - избирательная привлекательность. Вызывает когнитивный, эмоциональный, поведенческий отклик, эмоциональную привлекательность;

2) аттракция - привлечение, притяжение одного человека к другому, процесс предпочтения, взаимного притяжения, взаимной симпатии; 3)антипатия:

4) эмпатия (сопереживание, отклик одной личности на переживание другой). Эмпатия имеет несколько уровней. Первый включает в себя когнитивную эмпатию. проявляющуюся в виде понимания психического состояния другого человека (без изменения своего состояния). Второй уровень предполагает эмпатию в форме не только понимания состояния объекта, но и сопереживания ему, т. е. эмоциональную эмпатию. Третий уровень включает когнитивные, эмоциональные и, главное, поведенческие компоненты. Данный уровень предполагает межличностную идентификацию, которая является мысленной (воспринимаемой и понимаемой), чувственной (сопереживаемой) и действенной;

5) совместимость (оптимальное сочетание психологических особенностей партнеров, способствующих оптимизации их совместной деятельности) - несовместимость;

6) сработанность (удовлетворение от общения; согласованность действий).

Межличностные отношения - это объективно переживаемые, в разной степени осознаваемые взаимосвязи между людьми.

Виды межличностных отношений:

1) по модальности (позитивные (положительные), негативные (отрицательные), амбивалентные (двойственные, нейтральные);

2) по целям (деловые, личные);

3) по направленности (вертикальные (различные иерархические уровни), горизонтальные (один уровень

Межличностный отношения исторически возникли в условиях переживания необходимости в совместной дея-ти.Каждый человек вступает в отношения между собой и таким образом человек оказыается субъектом многочисленных и разнообразных отношений.

Виды соц. отношений:

Конъюктивные

Дезъюктивные

Межличностные, межгрупповые.

Общение, его функции и структура

Общение - процесс и результат установления и развития контактов между людьми, включающий обмен информацией, выработку единой стратегии взаимодействия, восприятие и понимание людьми друг друга.

♦ коммуникативная: состоит в обмене информацией между людьми;

♦ интерактивная : заключается в организации взаимодействия между людьми, например нужно согласовать действия, распределить функции или повлиять на настроение, поведение, убеждения собеседника;

♦ перцептивная: включает процесс восприятия друг друга партнерами по общению и установление на этой основе взаимопонимания.

Функции общения :

информационная (коммуникативная)

связующая (сплочения, контактная, интерактивная)

эмоционального выражения (самовыражения, эмотивная, эмоциональная)

самопознания (самоосознания, самоопределения)

§ передача информации

§ восприятие друг друга

§ взаимооценка партнерами друг друга

§ взаимовлияние партнеров

§ взаимодействие партнеров

§ управление деятельностью и т.д.

Средства и виды общения

Специфика человеческой коммуникации:

Это интерсубъектный процесс , предполагающий активный обмен информацией

Предполагает изменение поведения партнера по общению

Предполагает принятие единой системы значений , которая обеспечивает возможность партнеров понимать друг друга

Предполагает существование специфических коммуникативных барьеров

Знаковые системы коммуникации:

Вербальная коммуникация (человеческая речь как универсальная знаковая система)

Невербальная коммуникация: оптико-кинетическая знаковая система (жесты, мимика, пантомимика, св-во общей моторики частей тела.) пара- и экстро- лингвистические знаковые системы (кач-во голоса, диапазон, тональность, вставление в голос покашливания, смеха.) проксемическая знаковая система (организация пространства и времени коммуникативного процесса).

В соответствии с содержанием можно выделить следующие виды общения:

· Материальное - обмен предметами или продуктами деятельности.

· Когнитивное общение - обмен информацией, знаниями. Когда мы узнаём у знакомых о погоде на улице, ценах на продукты, времени начала концерта, способах решения математической задачи, мы имеем дело с когнитивным типом общения.

· Кондиционное, или эмоциональное общение - обмен эмоциональными состояниями между общающимися индивидами. Развеселить грустного друга - пример эмоционального общения. В его основе лежит феномен эмоционального заражения.

· Мотивационное общение - обмен желаниями, побуждениями, целями, интересами или потребностями. Имеет место как в деловом, так и в межличностном общении. Примерами могут служить: мотивация персонала на успешную работу на предприятии (деловое общение), разговор, направленный на то, чтобы уговорить друга пойти с Вами на концерт (межличностное общение).

· Деятельностное - обмен навыками и умениями, который осуществляется в результате совместной деятельности. Пример: учиться вышивать крестиком в кружке вышивания.

В зависимости от используемой техники общения и его целей можно выделить следующие виды:

· Контакт масок - формальное общение, когда отсутствует стремление понять и учитывать особенности личности собеседника. Используются привычные маски (вежливости, учтивости, безразличия, скромности, участливости и т. п.) - набор выражений лица, жестов, стандартных фраз, позволяющих скрыть истинные эмоции, отношение к собеседнику.

· Светское общение - его суть в беспредметности, то есть люди говорят не то, что думают, а то, что положено говорить в подобных случаях; это общение закрытое, потому что точки зрения людей на тот или иной вопрос не имеют никакого значения и не определяют характера коммуникации. Например: формальная вежливость, ритуальное общение.

· Формально-ролевое общение - когда регламентированы и содержание, и средства общения и вместо знания личности собеседника обходятся знанием его социальной роли.

· Деловое общение - это процесс взаимодействия в общении, при котором происходит обмен информацией для достижения определенного результата. То есть это общение целенаправленное. Оно возникает на основе и по поводу определенного вида деятельности. При деловом общении учитывают особенности личности, характера, настроения собеседника, но интересы дела более значимы, чем возможные личностные расхождения.

· Межличностное общение (интимно-личностное) - раскрываются глубинные структуры личности.

· Манипулятивное общение - направлено на получение выгоды от собеседника.

Нем.: Objektbeziehung. – Франц.: relation d"objet. – Англ.: object-relationship или object-relation. – Исп.: relaciцn de objeto или objetal. – Итал.: relazione oggetale. – Португ.: relacдo de objeto или objetal.

В современном психоанализе – отношение субъекта к миру как сложный и цельный итог определенной организации личности, как результат определенного восприятия объектов, в той или иной мере связанного с фантазированием, и выбираемых способов зашиты.

Можно говорить об объектных отношениях применительно к тому или иному субъекту, к тем или иным стадиям развития (например, объектные отношения орального типа) или к психопатологическим явлениям (например, объектное отношение меланхолического типа).

Понятие „объектное отношение“ изредка встречается у Фрейда (1), и потому нельзя считать, будто Фрейду оно неизвестно, но можно с уверенностью сказать, что частью его концептуального аппарата оно не является.

В 30-е годы роль понятия объектного отношения в психоаналитической литературе возрастает: в наши дни оно служит основой многих теорий. Как неоднократно подчеркивал Д. Лагаш, этот сдвиг затрагивает всю историю идей, а не один только психоанализ: речь идет о том, чтобы изучать не организм сам по себе, но его взаимодействия со средой (2). М.Балинт утверждал, что между совокупностью приемов психоанализа, основанных на общении, на межличностных отношениях, и его теорией, по-прежнему остающейся, по Рикману, „психологией индивидуального организма“, существует разрыв. Согласно Балинту, который уже в 1935 г. требовал уделять больше внимания становлению объектных отношений, все термины и понятия психоанализа, за исключением понятий объекта и объектного отношения относятся к отдельному изолированному индивиду (3). В русле того же подхода Р.Шпитц отметил, что, за исключением отрывка из "Трех очерков по теории сексуальности» (Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 1905), где обсуждаются взаимоотношения между матерью и ребенком, Фрейд всегда рассматривает либидинальный объект лишь с точки зрения субъекта (нагрузки, выбор объекта и т. д.) (4).

Возрастание роли понятия «объектное отношение» привело к значительным переменам в области психоаналитической клиники, техники и генетики. Здесь мы не сможем подвести даже краткие итоги происшедшихизменений. Ограничимся уточнением значения терминов, а также попыткой определить, хотя бы в общих чертах, чем отличается современное употребление понятия «объектное отношение» от его фрейдовского применения.

I. Само выражение «объектное отношение» может сбить с толку читателя, не знакомого с психоаналитическими текстами. Слово «объект» здесь следует понимать особым образом – так, как оно понимается в психоанализе (ср. такие выражения, как «выбор объекта», «любовь к объекту»; впрочем, как мы увидим далее, предлог «к», отрывающий субъект от объекта, здесь не подходит). Человек, на которого направлены влечения, рассматривается здесь как объект, и в этом нет ничего уничижительного: это не означает отрицания его субъектных качеств.

«Отношение» здесь понимается скорее как взаимозависимость, т. е. речь идет не только о том, как субъект строит свои объекты, но и о том, как эти объекты формируют его деятельность. Концепция М.Кляйн и ее сторонников усиливают эту мысль: объекты (проецируемые, интроецируемые) в буквальном смысле воздействуют на субъекта как его преследователи, благодетели и т. п. (см.: «Хороший» объект, «плохой» объект).

Говоря об «объектном отношении», а не об отношении к объекту, мы стремимся подчеркнуть этот момент взаимодействия. В противном случае окажется, что объект или объекты существуют еще до того, как субъект вступает с ними в отношения, или же что субъект существует до того, как начинают существовать объекты.

II. Как соотносится теория Фрейда с современным понятием объектного отношения?

Анализируя понятие влечения, Фрейд, как известно, выделял его отдельные моменты – источник, объект и цель, источник – это та область или орган, в котором возникает сексуальное возбуждение. При этом Фрейд подчеркивал значение источника влечения, называя различные стадии либидинальной эволюции именем преобладающей в данный момент развития эрогенной зоны. Что же касается цели и объекта, то их разграничение сохранилось на протяжении всего творчества Фрейда. Так, в «Трех очерках» он исследовал отклонения от цели (например, садизм) и отклонения от объекта (например, гомосексуальность), а во «Влечениях и судьбах влечений» (Triebe und Triebschicksale, 1915) отличал преобразования влечений в связи с изменением цели от соответствующих преобразований в связи с изменением объекта.

В основе этого различия – представление о том, что цель влечений обусловлена определенным типом частичного влечения и в конечном счете его телесным источником. Например, инкорпорация, поглощение – это способ поведения, обусловленный оральным влечением, которое может смещаться (со рта на другие части тела), превращаться в свою противоположность (пожирать – быть пожираемым), подвергаться сублимации и т. д., однако его пластичность небезгранична. Что же касается объекта, то тут Фрейд нередко подчеркивает его случайность, причем в двух взаимодополняющих смыслах:

а) в первом случае от объекта требуется лишь быть средством удовлетворения желания. В этом смысле такие объекты относительно взаимозаменяемы: например, на оральной стадии значимость любого объекта определяется тем, можно ли его съесть;

б) во втором случае, однако, история субъекта приводит к столь сильной индивидуализации объекта, что лишь один-единственный объект или его замена, обладающая качествами оригинала, могут принести удовлетворение.

Таким образом, становится понятно, как Фрейд может одновременно утверждать, что объект есть «самый переменчивый момент влечения» (5а) и что «… найти объект собственно говоря, значит: найти его заново» (6).

Разграничения между источником, объектом и целью, которые определяют для Фрейда общие рамки мыслительной работы, становятся более гибкими, когда речь идет о жизни влечений.

Когда мы говорим, что на определенном этапе общее отношение человека к объектам обусловлено особенностями функционирования какого-либо органа тела (например, рта), что означает, что данное отношение (поглощение) становится прообразом всех других видов деятельности субъекта – телесных или иных, которые отныне могут приобретать оральное значение. Между объектом и целью также существуют многообразные отношения. Изменения цели влечений обусловлены диалектикой, в которой объект играет важную роль; в особенности при садомазохизме и вуайеризме – эксгибиционизме: «…обращение субъекта на себя [изменение объекта] и перемена отношения с активного на пассивное [изменение цели] соединяются или сливаются» (5Ь). Сублимация* – еще один пример такой соотнесенности между объектом и целью.

Наконец, Фрейду удалось связать типы характера с типами отношения к объекту (7) и показать в своих клинических работах, каким образом одна и та же проблематика может раскрываться во внешне различных видах деятельности одного и того же индивида.

III. А теперь спросим себя: что нового дают постфрейдовские концепции объектного отношения? Ответить на этот вопрос нелегко, так как эти концепции весьма различны и их обобщение было бы натяжкой. Ограничимся здесь следующими замечаниями по этому поводу.

1) Хотя понятие объектного отношения в наши дни используется, казалось бы, независимо от фрейдовской теории влечений, оно все же предполагает некоторые внутренние изменения и в самой этой теории.

Источник влечения – если понимать его как органический субстрат – явно отходит на задний план; напротив, его значение прообраза, признаваемое уже Фрейдом, усиливается. Следовательно, сексуальное удовлетворение в определенной эрогенной зоне перестает быть целью: само это понятие уничтожается понятием отношения. Например, при «оральном объектном отношении» основной интерес вызывают различные перипетии поглощения, а также те пути и способы, посредством которых оно приобретает особый смысл и становится главным стимулом к фантазированию среди всех других возможных отношений субъекта к миру. Что же касается объекта, то многие современные аналитики не признают ни его многообразия в связи с искомым удовлетворением, ни его единственности – в связи с его включением в индивидуальную историю субъекта: они скорее склонны строить концепции типичного объекта для каждого вида отношений (ср. оральный, анальный и другие объекты).

2) Поиск типического на этом не заканчивается. По сути, в объектном отношении этого типа представлена не только жизнь влечений, но и соответствующие механизмы защиты, степень развития Я, его структура и т. д., поскольку все это также характеризует данное объектное отношение (а). Таким образом, понятие объектного отношения есть одновременно и нечто объемлющее («холистское») и нечто типическое в эволюции личности.

Кстати, термин «стадия» все чаще заменяется теперь понятием объектного отношения. Такой сдвиг свидетельствует о том, что в любом субъекте соединяются или чередуются различные типы объектного отношения. Напротив, говорить о сосуществовании различных этапов было бы нелогично.

3) Поскольку понятие объектного отношения, по определению, выделяет те отношения, из которых сплетается жизнь субъекта, то возникает опасность увидеть существенное лишь в реальных отношениях субъекта с его окружением. Психоаналитик обязан отказаться от этой ложной трактовки: ведь он должен изучать объектное отношение прежде всего на уровне фантазий, хотя, конечно, и фантазии могут менять наше восприятие реальности и направленные на нее действия.