Я не смог бы жить в безнравственной стране, с безнравственным народом, двуличной властью. С тех пор, разумеется, когда, благодаря падению СССР, получил право выбирать. На встречах читатели меня спрашивают, что было причиной моего отъезда из СССР, и я честно отвечаю, что сионистом (человеком, убежденным, что место еврея в Сионе, Израиле) не был, экономических либо творческих причин тоже не было – меня охотно печатали все и всегда, в конце 1980-х я уже написал несколько детективных романов, вел переговоры об их издании с московскими издательствами, мою пьесу "Случай в афганскую кампанию" включил в свой репертуар московский театр Советской армии (почему не поставили – не знаю, я уехал).
Так почему же я уехал?
Произошли события, которые показали мне, что я живу в стране безнравственной, нечестной, двуликой, неискренней. И виною тому были тогдашние власти. Мне не хотелось жить в такой среде. Даже если преуспеяние мне было обеспечено. Я готов был экономически прозябать там, где у меня будет душевный комфорт. Для меня это всегда было важнее.
Я прилетел в Израиль и, разумеется, стал пристально всматриваться в окружающее. И каждый день приносил мне доказательство того, что я "на правильном канале", в правильной стране.
Я всегда был убежден, что обладаю самостоятельным мышлением. Меня не заморочить общепринятым мнением, я не поддаюсь промывке мозгов, я всегда стараюсь составить свое мнение об окружающем.
В газетах, на телеэкранах, в радиоэфире, а в последние годы и в океане вседоступного Интернета я встречаю огромную массу негативных высказываний о евреях и об Израиле. Я не становлюсь в позу патриота, который только в силу того, что он еврей и израильтянин отвергает все обвинения и считает себя априори правым (в неполитическом смысле слова), хорошим, положительным.
Я, повторяю, внимательно всматриваюсь в окружающее и составляю свое мнение. О евреях, об израильтянах, об Израиле.
И мне есть что ответить антисемитам всех мастей. Собственно, этот ответ мой предназначен не им, а тем, кто читает их обвинения в наш адрес и, возможно, думает: нет дыма без огня. (Как бывший химик совершенно авторитетно заявляю: дым без огня бывает). И есть еще немало подобных общепринятых заблуждений, в том числе – касательно евреев и Израиля.
Статья эта пишется не месяцы, не недели, и даже не дни – просто сел у компьютера и набрасываю первое, что приходит в голову. Убежден, что мои читатели-израильтяне смогут и сами дополнить ее своими наблюдениями, известными им фактами, случаями, возможно – более яркими, чем те, что приведу сейчас я.
Я люблю Израиль, люблю жить здесь. Причин очень много.
Есть еврейская традиция по крайней мере раз в год, на Судный день, бить себя в грудь, каяться в грехах, проводить то, что на иврите называется "хешбон нефеш". Это хорошо. Но этого мало. Я полагаю, что каждая здоровая нация должна также время от времени проводить ревизию и своих положительных качеств, составлять список и того хорошего, что есть у нее – чтобы закрепить достигнутое, чтобы было чем гордиться, чтобы идти к новым достижениям в том же направлении, выпрямиться, получить заряд бодрости.
Здесь небольшое отступление для авторов, публицистов. Может, это покажется парадоксальным, но неимоверно трудно писать о хорошем, заметить его, изложить. Во-первых, трудно в профессиональном аспекте (об этом я не буду здесь распространяться). Трудно и из-за реакции читателей: Пишучи о всяких недостатках, прослывешь смелым, острым, такова вековая традиция журналистики, публицистики. И очень трудно писать о хорошем, о добром, о положительном. Такого готовы обвинить в приукрашивании, некритическом взгляде. Такому сразу говорят, что он наивен, видит все в розовом свете, не замечает реального… Да, намного труднее писать о хорошем, нужно быть смелым, чтобы не бояться обвинений в несмелости, нехрабрости.
Ну, пора уже приступать к делу, слишком длинное получается вступление. (Меня можно понять, я не знаю, с чего именно начать – ведь читатели ждут, что ты начнешь с самого главного, а что считать главным я и не знаю). Начну с первого, что приходит на ум.
Иногда по работе мне приходится выезжать из дома в пять утра. И что поражает: ожидаешь увидеть пустые дороги – ан нет. Они полны автомобилей. Пикапов, тендеров, грузовичков, микроавтобусов. Это едут на работу израильтяне. На стройки. На поля. На смену в больницы. Мы – трудящийся народ. И если мировому экономическому кризису никак не удается схватить нас за горло, то это не благодаря мудрым действиям властей, а потому, что мы все трудимся, несмотря на тяжелейшие условия. В Союзе было много публикаций о том, что Израиль живет на деньги из-за океана. Нет, мы здесь трудимся, не покладая рук, в поте лица своего добываем свой хлеб. Живем в достатке, несмотря на полное отсутствие полезных ископаемых. Нет ни газа, ни угля, ни нефти, ни тайги. Да, получаем небольшую помощь, но ее не хватает даже на оборону от врагов, которых нам навязывает та же прогрессивная мировая общественность.
Порой я сопровождаю на экскурсии группы из бывшего СССР, и с гордостью рассказываю им о том, что могут и делают израильтяне. В юности я работал экскурсоводом в СССР, там я по обязанности рассказывал о достижениях нашей области (и тогда же придумал горькую шутку, что наш областной центр за годы советской власти вырос в пять раз, а Токио за годы советской власти вырос в двадцать раз). Тогда я перечислял достижения советской власти – и сам понимал, что неискренен. И мои слушатели-туристы понимали, иной раз желчно отпускали едкие замечания, типа: "Вот вы сказали, что 70 процентов урожая убирают машинами, а мы едем уже два часа, а на полях только тридцать и тридцать процентов, а где же семьдесят?" (Признаюсь, я не сразу и сообразил, что он спрашивает, а где же – уборочные комбайны?)
В Израиле насиловать себя мне не приходится. Здесь не только много строят. К примеру, сумели развить и сельское хозяйство настолько, что упрашивают фермеров не производить слишком много мяса, молока, яиц, даже платят им из казны, опасаясь кризиса перепроизводства, который разорит хозяйства, а потом уже некому будет вообще производить. Знакомые из другой страны пишут, что на тамошних бесконечных просторах так и не могут наладить производство хотя бы курятины, импортируют ее из-за океана.
Мы вывозим в Европу, цветы, овощи и фрукты. Во многие страны – передовую агротехнологию.
Есть достижения в информатике: то и дело сообщают об израильских компьютерных старт-ап-фирмах, купленных мировыми корпорациями за десятки и сотни миллионов долларов. Израиль – единственная в мире страна, в которой год от года число деревьев не уменьшается, а растет. У нас ежегодно на ту-би-шват (в середине февраля) отмечают День рождения деревьев и проводят всеизраильский "субботник" по посадке леса.
В промзоне нашего города есть улица "красных фонарей", там стоят уличные проститутки. Недавно я проезжал по ней в 6-30 утра. Увидел толпу очень красивых девушек, одетых по последней моде, на высоких каблучках, с аккуратно наложенной косметикой на лице, с сумочками в руках. Нет, это были не проститутки. Это с подъехавшего автобуса сошли молодые женщины, работающие на расположенных здесь заводах, фабриках, автомастерских. Они встали очень рано, успели собрать своих детишек в детские сады и школы, отправили на работу мужей и сами приехали работать. На этой улице утром не бывает проституток. Они бываю только ночью. Потому что утром их клиенты работают. И это - признак нравственного здоровья общества.
И проститутки не ходят стайками. На всю улицу – две или три, и стоят они в квартале друг от друга (написал это и вдруг понял, что кому-то в голову придет мысль, что я сам пользуюсь их услугами – нет, просто по этой улице я нередко проезжаю по пути домой из Иерусалима, наблюдаю эти картины воленс-ноленс). Уличные проститутки как правило страшненькие, потрепанные, жалкие. Несчастные жертвы не сложившейся судьбы. В моей стране секретарша в конторе маленькой фабрики на голову выше по социальной лесенке, чем самая преуспевающая проститутка. Если бы проститутки были красивее работниц, если бы они стояли на этой улице по утрам – тогда это был бы признак другого.
Мне нравится отношение к детям в этой стране. Почти не увидишь, как детей прилюдно одергивают, как кричат на них дурным голосом. Детей здесь не "воспитывают" при посторонних, не делают им беспрестанно замечания. И из них вырастают замечательные люди. Может, лишенные поведенческого лоска, но зато у них есть другие, более важные достоинства. И одно из них - они смело бросаются в бой и защищают родину и своих оставшихся в тылу родных.
Наши солдаты высоконравственные, почти нет случаев мародерства. И не было ни одного случая изнасилования арабских женщин, что привело к курьезу. Некая аспирантка защитила диссертацию, в которой исследовала причины отсутствия фактов изнасилования израильскими солдатами и пришла к выводу, что ими движет… расизм; наши парни, дескать, считают ниже своего достоинства насиловать арабок. Мы так привыкли к клевете в свой адрес, что этот, с позволения сказать, научный труд, не вызвал всеобщего возмущения. Так, посмеялись над "ученой" и все.
Меня радует торжествующая в Израиле свобода слова, свобода высказывать любые мнения, придерживаться любых взглядов. Есть здесь, конечно, и издержки, многие полагают, что чрезмерная свобода слова породила перекосы, и одному крылу широкого политического спектра как-то удалось захватить лидирующие позиции в масс-медиа. Но это болезнь не чисто израильская, она у нас как поветрие из Европы и Америки. Решать ее нужно во всепланетном масштабе. Зато у нас бывают периоды прозрения, когда и самые яростные "леваки" трезвеют перед лицом опасности и стараются по крайней мере не мешать борьбе с жестоким врагом. Я не говорю о маргиналах, которые в разгар боев с террористами выходят на главную площадь страны, размахивая флагами этих самых убийц.
И вообще замечено: в Израиле хорошо воюют при левом правительстве (как сейчас) и хорошо заключают мир при правом (как при Менахеме Бегине; да и Нетаниягу вроде начал неплохой мирный процесс с Арафатом, но его вовремя остановили те же левые, испугавшись, что еще один правый лидер добьется мира с врагами, оставив их с носом).
Многих моих друзей возмущает поведение арабских депутатов, ведущих себя как пятая колонна, как политическое крыло террористических арабских организаций, и все это на деньги еврейского народа. Мне тоже это не по вкусу, но в то же время это свидетельство того, что мы сильны духом, мы проявляем великодушие, позволяем им так себя вести. Одного депутата уличили в шпионаже в пользу вражеского государства, он сбежал от суда за границу, а ему на счет исправно перечисляют пенсию, положенную ему как бывшему избраннику народа. Все возмущены – а поделать ничего нельзя – таков закон, а он главнее эмоций (и даже здравого смысла – но закон есть закон). Другой шпион отсидел свое в тюрьме, и все годы на его счет перечисляли "жирную" пенсию. Когда его выпустили условно за примерное поведение, там накопилось несколько миллионов. И теперь он живет на них припеваючи в Париже. Вот такая мы добрая страна.
Беженцы из Африки преодолевают огонь и воду, только чтобы попасть к нам - знают, что здесь им будет обеспечен самый гуманный подход. Здешние либералы грудью встают на их защиту от произвола властей. И жилье им находится, и работа.
Израиль - страна, в которой в разгар войны все вокруг задают самый главный вопрос: не слишком ли жестоко мы воюем, можно ли обойтись меньшими жертвами, можно ли попытаться договориться с врагами, может, пусть вот этот наш удар будет последним, и после него враг уже поймет, что победить нас не может, и прекратит воевать с нами? Хотя бы на время?
Единственная в мире страна, в которой и через десятки лет после окончания войны животрепещущий вопрос: а можно ли было ее избежать, была ли она справедливой с нашей точки зрения, все ли было сделано, чтобы ее предотвратить и не допустить гибели не только своих солдат, но и вражеских?
Единственная страна, в которой была создана государственная комиссия (Каханмана, в 1982 году), которая должна была ответить на мучавший весь народ вопрос: могли ли представители израильской армии предотвратить бойню, устроенную ливанскими вооруженными головорезами в лагере своих соперников, других вооруженных головорезов в отместку за то, что те убили их лидера? И комиссия пришла к выводу, что если бы наши военачальники уделили бы этому вопросу чуть больше внимания, то теоретически могли бы об этом догадаться, успели бы вмешаться и предотвратить. Много ли есть в мире стран, которые могут похвастаться таким высоким уровнем совестливости? По рекомендации той комиссии министр обороны Израиля был отправлен в отставку без права когда-либо в будущем занимать этот пост. И по сей день весь мир на основании того вывода комиссии считает, что именно Израиль устроил ту бойню в Сабре и Шатиле.
Для тех, кто задается вопросом, кто же победил во Второй ливанской войне в 2006 году: тогда велась борьба между сторонниками двух направлений, двух мировоззрений в израильском обществе – теми, кто был за жесткое подавление врага, и теми, кто призывал проявлять максимальную осторожность, чтобы не упаси Бог не пострадал хотя бы один невооруженный на тот момент житель враждебной к нам страны. Победили в конечном счете "миролюбы": Израиль не бомбил места скопления террористов, если была малейшая вероятность, что может пострадать мирный житель. Израиль пригрозил, но не отправил обстреливавший наши мирные города ракетами Ливан на сотни лет назад, в средневековье; он мог легко это сделать, но не сделал. Наши ВВС могли разрушить все электростанции, все порты – морские и воздушные, все крупные мосты, уничтожить запасы горючего, разрушить символы власти в Бейруте – здания парламента, правительства и так далее. Израиль мог полностью парализовать жизнь страны – но проявил максимальную гуманность. Предпочел не терять человеческого облика даже в страшной борьбе со зверьем в облике человека. Победило не это зверье – победило гуманное течение в Израильском обществе.
Помнится давний политический рисунок: израильский солдат прикрывает собой детскую коляску с еврейским младенцем, в которую стреляет арабский террорист, прячась за другой детской коляской, в которой лежит арабский младенец.
Меня радует, что Израиль в принципе не может стать тоталитарным государством. Он многополярен, составлен из разных общин, у которых есть свои кумиры. Нельзя себе представить, что весь народ станет поклоняться одному человеку, пусть и самому гениальному, самому харизматичному. У религиозного люда свои гуру, у светского - свои. Даже среди религиозных каждая община имеет своего лидера (адмора) и ни в грош не ставит адмора соседнего квартала. Сценарий "Гитлер в Германии" или "Путин в России" здесь невозможен.
Следующий абзац может прозвучать как кощунство, но я дал себе слово быть честным до конца. Да, когда убили премьер-министра Рабина в 1995 году, я сначала впал в шок. Но чуть позже подумал: и это – свидетельство того, что я живу в немного безалаберной, но не относящейся по зверски к своим гражданам стране. Для меня ясно, что виной гибели премьер-министра стала беспечность властей, отказ от введения строжайших законов, отказ от тотальной слежки за своими гражданами. В СССР на Сталина не было покушений не потому, что у него не было врагов. Потому что все жили под страшным гнетом. Конечно, гибель лидера - высокая плата за либеральность, но это предпочтительней жизни под колпаком у спецслужб.
Власти здесь не разжигают межнациональной розни. На бытовом уровне встречается всё. Есть евреи, которые ненавидят арабов только потому, что те арабы, есть "русские" евреи, которые ненавидят всех поголовно "марроканских" (и наоборот), есть ашкеназы, не переваривающие восточных (и наоборот), но официальные власти этого не одобряют, не поддерживают, не провоцируют.
Любое расистское, нацистское высказывание в СМИ вызывает бурю возмущения. Даже если оно касается наших лютых врагов. Можно говорить об их злодеяниях – но ни в коем случае не затрагивать их происхождение, их гены. Публичное высказывание в духе шовинизма (в старом смысле) и расизма вызывает всеобщее улюлюканье, считается дурным тоном, за это можно и под суд попасть. И никто тебя не пожалеет. Правоохранительные органы строго карают проявления нацизма и расизма. (И здесь бывают перекосы, могут усмотреть шовинизм там, где этого нет, пример – недавний иск против "Вестей" из-за безобидного стихотворения, но как же без перекосов?)
Мне нравится, что у нас обычный человек, даже совсем свежий иммигрант может попасть в парламент и стать министром, плохо спрягая ивритские глаголы, а залетного толстосума не выберут даже в муниципальный совет, несмотря на все истраченные им десятки и сотни миллионов шекелей и долларов. Это для меня признак здорового общества.
Есть много других на первый взгляд мелочей, радующих мое сердце. Например, женщине нужно повернуть в переулок, а там группка подростков – маловероятно, что это хулиганы, встреча с которыми грозит большими неприятностями. В Израиле почти нет хулиганства. Бывают случаи асоциального поведения, они чаще всего становятся достоянием прессы, тут же загорается диспут о падении нравов, об ослаблении воспитательной работы в обществе, в школе, в СМИ…
Вопреки сложившемуся у народа мнению уровень преступности в стране довольно низкий. (Мнение это сложилось из-за склонности масс-медиа делать упор на смачных фактах из жизни страны).
Здесь нужно сделать важное замечание. Одно общество отличается от другого не тем, что в одном есть негативные явления, а в другом нет. Страны отличаются друг от друга уровнем, степенью – преступности, коррумпированности, зараженности. В Израиле есть преступники, но с другой стороны большинство населения не видит в полиции врага, не считает, что сотрудничество с правоохранительными органами – это позорное доносительство. Разумеется, полиция вяло воют с преступностью, объясняет это необходимостью воевать одновременно и с террором, но это отговорки. Зато в целом криминологическая ситуация в Израиле терпимая, получше чем во многих странах. Вот признак: наши девчонки разгуливают по улицам городов до трех часов ночи. А мы знаем просвещенные, богатые и развитые страны, в которых после наступления темноты ребенка лучше на улицу не выпускать. Не только дети – взрослые предпочитают не ходить по улицам ночью.
Я не рисую картину идеального общества, лишенного недостатков. Конечно, евреи грешат всеми грехами, свойственными представителям любой другой нации. И нам вовсе не следует вздрагивать всякий раз, когда какой-то недостойный еврей, израильтянин совершит недостойный поступок, преступление. Повторюсь – общества отличаются друг от друга не отсутствием недостатков, а их уровнем. Есть проходимцы, комбинаторы, есть несправедливое отношение полиции, в особенности – к "русским", в которых они видят чужих, не своих. Но это опять же издержки.
В Израиле то и дело разражаются громкие скандалы, связанные с коррупцией. Для моих читателей за границей: если бы вы знали, в чем иногда обвиняют наших политиков! Премьер-министра Ольмерта обвинили в том, что он попытался как-то повлиять на условия тренда, чтобы было преимущество у корпорации, которую представлял адвокат, работавший в прошлом с самим премьер-министром. О, сколько было шума! И справедливого. Пусть другим неповадно будет. А до него другого премьера – Нетаниягу – чуть не посадили, обвинив в том, что он не обратил внимания на сделанное ему сомнительное предложение назначить генпрокурором не такого-то, а такого-то. Как же, он должен был тут же поднять крик на весь мир! Пропустил мимо ушей – коррумпирован. Вы будете смеяться, но все так и было. Для кого-то эти скандалы и публикации – свидетельство болезни общества, для меня – здоровый контроль свободной прессы над властью. В Израиле регулярно публикуют опросы, согласно которым уровень коррумпированности у нас довольно высокий. Такие отчеты нужно читать внимательно и до конца – и вот там, в конце, маленькими буквами объясняют, как установили этот уровень коррумпированности: несколько сот человек спросили, какую оценку они дают. Ясно, что объективную оценку может дать тот респондент, который попробовал пожить в Америке, России, Китае, Аргентине, Румынии и сравнил с ситуацией в своем Израиле. Естественно, большинству кажется, что именно в его стране коррупция самая высокая в мире. (Много лет назад мне, юному работнику предприятия, после какого-то щенячьего заявления о преимуществах другого завода, пожилой работник сказал: "Чужой *** в чужой ***** всегда больше кажется". Когда я сам повзрослел, то очередному щенку передавал эту мудрую мысль, переиначив: чужая премия в чужой руке…)
Мне не нужно проводить опросы. Есть критерии, по которым здравомыслящий человек может судить сам о размерах бедствия или о состоянии здоровья общества. К примеру, я много езжу – и меня ни разу не остановила дорожная полиция, чтобы получить взятку. Ну, поднимите руки все, кто сейчас мне позавидовал. Только честно.
Что еще приходит в голову?
Мы знаем страну, которая отказывается поставлять имеющийся у нее в достатке природный газ в соседнюю страну, в которой живут люди той же веры, той же, в сущности, нации, говорящие на том же почти языке. Судьба этих двух народов веками была прочно связана. Тем не менее богатая страна требует у бедной плату по полной цене. И при этом ссылается на экономические законы. Хотя знает, что такая политика может привести к катастрофе, к гибели людей от холода в разгар лютой зимы. А Израиль оказывает гуманитарную помощь соседям, хотя они стреляют в нас ракетами. Идут кровопролитные бои – а Израиль отправляет в Газу ежедневно десятки грузовиков с продуктами, медикаментами. И привозит оттуда больных и раненых в свои больницы. О том, что Израиль – хорошая, честная, нравственная страна лучше всего знают наши злейшие враги. Когда год назад террористы ХАМАСа в Газе объявили войну своим собратьям - террористам ФАТХа, те кинулись искать зашиты... у своего злейшего врага – у Израиля. И таковую получили. Они воспитывают своих детей в ненависти к евреям, к израильтянам, а в душе знают, что нам можно довериться, мы не совершим подлости, не воспользуемся моментом и не посадим их в тюрьму за их прошлые террористические грешки.
Вчера закончила "тиронут" (курс молодого бойца) наша 18-летняя Ксюша. Вернулась из армии, жалуется: "Было холодно, дождь, а палатка течет, постель влажная, пришлось спать в одежде, душ за сто метров, винтовку нужно везде таскать за собой, набила прикладом синяк на ноге…" – А чего ты так охрипла? – спрашиваю. "Ой, мы так все смеялись, целыми днями". Над чем смеялись? "А просто так. Классные девчата собрались в нашем взводе. Больше всего смеялись над командиром взвода, он такой смешной. Хочет казаться строгим, а получается только смешно…".
Несколько лет назад закончил срочную службу наш Георгий. Иногда ворчал на придирчивость своих командиров. Но никакой дедовщины в израильской армии нет. А мы знаем страну, где эта дедовщина – кошмар солдатских матерей.
Я живу в стране, в которой непременно будет наказан военный, который выстрелит в уже задержанного врага. Я живу в стране, в которой даже подозреваемый в самом страшном преступлении – в участии в массовых убийствах евреев в годы Катастрофы – получит право на справедливый суд и будет оправдан и выпущен на свободу, если у судьи возникнет малейшее сомнение в безоговорочной его вине. (Отсылаю к делу Ивана Демьянюка, служившего охранником в концлагере).
Справедливости ради следует признать, что есть один вопрос, в котором население, вроде бы, расходится с властями – это налоги. Есть расхожее мнение, что израильтяне, как только представится возможность, уклонятся от уплаты налога. Мой опыт общения с людьми показывает, что в этом есть большая доля истины. (Как-то заглянул в строящийся для бывшего премьер-министра дом. Сам заказчик тоже был там. Беседовал с архитектором. И при нем произнесли фразу, которая свидетельствует, что и этот высокопоставленный человек не прочь уклониться от уплаты налога. Ему сказали, что какая-то комната будет достроена после получения "бланка номер 4" ("тофес арба" на иврите). Так делают почти все застройщики – чтобы не платить сборы, кое-что достраивают после сдачи объекта муниципальным властям (власти проверяют соответствие построенного дома утвержденным ранее чертежам и выдают "тофес арба", и только потом к дому подключается электричество и вода и в нем разрешается жить).
Но в национальное бедствие эта игра с налоговиками все же не превращается: во-первых, есть мощная система контроля, часть населения платит налоги сознательно, много наемных работников. А частники… Ну, во многих странах они уклоняются. Может, в Израиле и большой процент "уклонистов", – но это объясняется только одним: слишком высокие налоги, одни из самых высоких (после определенной суммы нужно отстегивать государству половину дохода). Ваш покорный слуга не числится среди высокооплачиваемых, чуть побольше средней зарплаты, но и я плачу 30-процентный налог. Иногда злюсь, но мой аудитор, который раз в год готовит от моего имени отчет в налоговую инспекцию, утешает: "Если много платишь, значит, много зарабатываешь. Предпочел бы мало платить и мало зарабатывать?" Нет, я предпочел бы, чтобы налоги в Израиле снизили (как давно обещают), но до этого еще далеко, поскольку страна в перманентно военном состоянии, можно сказать – в блокаде, и деньги в первую очередь нужны на оборону страны от внешнего врага и от террора. А то, что в целом и в этой сфере дела обстоят благополучно, свидетельствуют ежегодные отчеты налоговой службы, из них следует, что налогов получено больше запланированного в госбюджете.
Еще. Я хожу по улицам городов и глаз не нарадуется. Какое разнообразие красок, цветов, типажей, рас! Израиль – страна иммигрантов. Бывшие жители арабских стран, Средней Азии, Европы, России, Америки. Скуластые, носатые, курносые, лопоухие, высокие, низкие, смуглые, белокожие, блондинки, брюнетки и шатенки. Лет через 20 все это хорошо перемешается, получится прекрасная, здоровая нация с освеженной кровью.
Я не говорю уже о том, что каждый приехавший привез с собой культуру страны исхода и главное – экономические связи, которые уже способствуют развитию страны.
Израиль - общество в котором недостойное поведение считается постыдным, нет двойной морали, нет двуличия напоказ. Нет почти легитимизированного цинизма.
В израильском обществе признают право другого на обогащение, на карьеру. Не все, конечно, есть и патологические завистники, но для большинства такая зависть считается постыдной. "Русский" люд в Израиле еще связан с обществом, откуда прибыл. Думаю, поэтому он встретил залпом ненависти, зависти, оскорблений известие о том, что телеведущая, красавица Анастасия Михаэли баллотируется в парламент. И совсем иначе звучали комментарии к сообщению об этом на сайте газеты "Едиот ахаронот". 99 процентов писали: молодец, так держать, успехов, удачи. Всего несколько из более чем тысячи откликнувшихся на статью почему-то не были этим довольны. По их мнению Анастасия обязана своими успехами в жизни своей красоте. Но я знаю немало красивых женщин, которые ничего в жизни не добились. Значит, в Насте есть еще что-то. Несколько человек выразили свое недовольство тем, что у Михаэли семеро детей. По-моему, это геройство, и будет хорошо, если законы в стране будут принимать те, кто рожает и воспитывает детей. И я как бы заболел, прочитав малую толику злобных комментариев (относительно планов Анастасии Михаэли) на русском языке. Слава Богу, что мы, русскоязычный народ Израиля, постепенно сходим с арены (стареем и умираем), а новое поколение, наши дети и внуки, уже живет по стандартам коренного израильского общества (обогатившегося всем лучшим, что привезли с собой репатрианты из СССР). Я убежден, что не мы, "совки", абсорбируем Израиль, а Израиль абсорбирует – если не нас, то наших детей точно.
ИВРИТ В РУССКОМ НАРЯДЕ
Начинаем публикацию бестселлера Юрия МООР-МУРАДОВА "Занимательный иврит-1". Впервые книга была издана 10 лет назад, главы из нее у нас ранее не публиковались. Многие упомянутые в книге факты, события и имена устарели и подзабылись, но самое главное, иврит — по-прежнему прекрасен, увлекателен и занимателен
О названии
Самым моим любимым чтением, когда я познавал мир, были книги, начинающиеся со слова "Занимательная…" Физика, химия, математика. И я решил, что для тех, кто познает иврит, очень полезной может оказаться книга такого же жанра. За учебником, за словарем немудрено заснуть (тут я выдаю собственную слабость — грешен, не раз засыпал). Буду надеяться, что моя книга не только сэкономит деньги на снотворное, но и послужит своему прямому назначению.
Я собирался назвать ее "Роман с ивритом", но слово роман — двусмысленно. Это и эпический жанр — наряду с повестью и рассказом, но у вас в руках не роман, в котором, якобы, главный герой — иврит. Я хотел, чтобы это был именно роман, романтическое переживание, связанное с ивритом. Только завязав роман с новым языком, можно по-настоящему понять, освоить, усвоить его. Это как каратэ: недостаточно накачать мускулы и потренироваться в приемах. Нужна еще какая-то философия, особое психологическое состояние. Только почувствовав интерес, тягу, и — чем черт не шутит? — даже, возможно, полюбив язык, можно надеяться на успех.
Кое-кто выражает удивление: почему для изображения ивритских слов я прибегаю к русским буквам, которые не передают точно звуки языка иврит. Эти читатели в принципе правы — русские буквы не приспособлены к этому. И к передаче английских слов не приспособлены. Если б вы знали, как безбожно мы коверкаем английские названия и имена, читая их на русском, — Нью-Йорк, например. Прислушайтесь, как Фрэнк Синатра поет — что-то среднее между "Ню-Йорк" и "Ну-Йорк". Но я в этой книге прибегаю к кириллице, чтобы показать, как примерно звучат слова. Тем более, что ничего страшного не происходит. Мы пишем "Тель-Авив" — но произносим первый слог не так, как в слове "теленок", а именно Тэль-Авив. И "Беэр-Шева" пишем, хотя говорим как израильтяне "Бээр-Шэва".
Почему мы не пишем, как произносим? Русскому глазу будет трудно воспринимать текст с обилием "э", или, скажем, "ы". И в России, избегая изобилия "э", решили писать в иностранных словах "е" там, где явно звучит "э": Например, пишут "Сент-Экзюпери" — хотя произносят "сэнт".
Раз уж мы заговорили о звуках и буквах, то открою секрет: и сами ивритские буквы не передают правильно ивритские звуки. Как и латинский алфавит — английские. Да-да, английские слова весьма сомнительно передаются "родной" латинской графикой. "Fire" — попробуй догадайся, зная только латинскую графику, как англичане произносят это слово. Или — "care". А англичане читают эти слова, не задумываясь. И таких примеров — тьма. Не про англичан ли сказано: пишут "Манчестер", читают — "Ливерпуль". Это явление наблюдается во многих языках. Французы пишут "moi", а читают — "муа"; "renault" — "рено". Как вы прочтете фамилию "Poirot"? Не падайте: "Пуаро". Да, знаменитый сыщик Эркюль Пуаро. Хорошо знакомое нам "вуаля" пишется вот так: "voila".
То же самое можно сказать и о русском языке. Вряд ли кто-нибудь из наших читателей, увидев в книге слово "холодильник", так его и произносит. И изобразить-то нельзя точно, как мы говорим, — что-то вроде "х’ладильник".
Великой Дине Дурбин, когда она должна была спеть известную цыганскую песню на русском языке, написали слова английскими буквами. Тот, кто писал, забыл об особенности русских приглушать звонкие согласные в конце слова, и Дина Дурбин пела: "С детства памятный напеВ — милый это ты ли?" и в припеве: "Эх раЗ, еще раЗ". Хотя сами русские, вопреки написанию, произносят "напеФ" и "раС".
А французская певица Мирей Матье, приехав в первый раз в СССР, спела в Кремлевском дворце съездов среди прочего "Подмосковные вечера". И опять же — текст на незнаком ей языке написали латинскими буквами, не учли, что произношение в русском отличается от написания, и очаровательная Мирей тщательно выводила: "Если б знали вы, как мне дорОги пОдмОсковные вечера", хотя правильнее — "дораги, пъдмасковные".
Нет и нам необходимости проявлять в этом вопросе педантизм. За исключением тех, кто в первые месяцы обучения водит пальцем по странице и, высунув от усердия язык, старательно выговаривает написанное, никто другой не читает слово по буквам. Чтение — не процесс наблюдения букв, не процесс составления слова по буквам. Грамотный человек воспринимает слово мгновенно, как фотоснимок: мы "фотографируем" сразу весь облик слова. И никакого значения не имеет, какими буквами, значками, иероглифами оно написано. Если вы иногда встречаете в книге, газете опечатки — то именно потому, что даже корректоры, вся работа которых — читать слово по буквам, время от времени забывают это делать, подустав к концу рабочего дня, читают статью, главу как все смертные. Нормальный человек подавляющее большинство слов прочитывает за свою жизнь по стольку тысяч раз, что узнает его мгновенно, издалека, даже если оно написано с ошибкой, даже если — едва различимо, даже если слово оборвано на середине. Трудности появляются, когда встречаешь малознакомое иностранное слово.
Моя книга предназначена для тех, кто уже ивритом более или менее владеет, но хотел бы знать его лучше. Увидев ивритское слово в "русском" обличье, он узнает его и будет про себя произносить правильно — насколько он это умеет. В газете, книге не научишь правильному произношению. Для этого надо общаться с израильтянами, слушать радио- и теледикторов. В Израиле эта возможность есть у всех. Я же стараюсь помочь овладеть идиоматическим ивритом, обращаю внимание на трудности, специфические для носителей русского языка. Показываю слово в его многозначности. Вы уже можете общаться на улице, в супермаркете, на рынке, и я хочу помочь вам свободно общаться в различных учреждениях, с работодателем, вести беседы с израильтянами на равных. Моя книга (так я надеюсь) поможет вам понимать новости, завести интеллигентных друзей среди израильтян, найти работу более высокой квалификации, продвинуться по службе. Говорят, по одежке встречают — в нашем случае можно эту пословицу перефразировать: по языку встречают.
Книга поможет вам избежать многих неловких ситуаций, порождаемых неточным употреблением слова или выражения, придаст вам необходимую в этой жизни уверенность в себе.
Ниже я приведу два примера ошибок, совершаемых из-за незнания тонкостей языка, — это и станет как бы нашим первым занятием.
Мой знакомый на вопрос израильтян "ма нишма " отвечает — "Тода, шум давар" . Я спрашиваю его, почему он так говорит? Знакомый объясняет: "Я отвечаю: "Спасибо, ничего". В чем состоит его ошибка? Русское "ничего" имеет два смысла. Во-первых, это — "нуль". В этом случае оно и переводится на иврит как "шум давар" . Другой его смысл — "неплохо, прилично, хорошо". "Как тебе эта девушка?" — "Ничего". — "Как идут дела?" — "Спасибо, ничего". В этом случае подходит ивритское "ло ра" или "беседер" .
Другой наглядный пример. Спрашиваю гостью: "Тебе чай или кофе?" Отвечает: "мимейлА" . Увидев недоуменное выражение на моем лице, встревожено спрашивает: "Я не так употребила это слово?" — "А что ты хотела сказать?" — "Я хотела сказать: "Все равно".
Она прочла в словаре, что "мимейла " означает "все равно". Но у русского "все равно" есть целых три значения. Одно — "безразлично".
Второе значение выражения "все равно" — "и без того". "Зачем ты отдала ей свое платье?" — "Все равно я его не носила". Этот его смысл и передается ивритским "мимейла" : "Лама натат ла эт hа-симла шелах?" — "Мимейла ло лавашти ота" . "Лама h а-музеон сагур бе-шабатот? — Мимейла анашим ло баИм" . (Почему музей по субботам закрыт? — Все равно никто не приходит.)
Третий смысл русского выражения "все равно" — "вопреки всему": "Все равно, весна придет, все равно, растает лед". На иврите это будет "ламрот hа-коль ".
Если вы хотите на вопрос: "Тебе чай или кофе? ", ответить: "Мне безразлично", то следует сказать: "Ло мешанЕ" .
Кстати, на иврите есть еще один вариант выражения "и без того" — "белАв h ахИ" . Это более литературная версия.
Как я уже сказал, использованные в тексте ивритские слова будут приведены и в "родной" графике.
מה נשמע * תודה, שום דבר * לא רע * בסדר * ממילא *
.למה נתת לה את השמלה שלך? — ממילא לא לבשתי אותה*
.למה המוזיאון סגור בשבתות? — ממילא אנשים לא באים *
למרות הכול * לא משנה * בלאו הכי *
Хочу оговориться в самом начале книги. Одна дама, читавшая эти заметки в газете, прислала мне возмущенное письмо: "Почему вы все время противопоставляете: "мы" — "русские" и "они" — "израильтяне". Разве мы — не израильтяне?" Формально она абсолютно права. Просто в этой книге я для краткости вместо длинного "те, для кого иврит является родным языком", употребляю слово "израильтяне". И, соответственно, "русские" — это носители русского языка. И больше ничего за этим не стоит. Новым репатриантам это слух не режет, а дама была "ватичка", вот и возмутилась. И, сама о том не ведая, сделала мне комплимент. Мне было приятно узнать, что заметки мои интересны и тем, кто приехал в Израиль в начале 1970-х.
"Новости недели"
К публикации подготовил Бени Сандлер.
Апология детектива
У нас в стране (в Израиле) с недавних пор действует закон, по которому купленную в магазине вещь можно вернуть в течение двух недель, если она вам не понравилась.
На днях мне довелось воспользоваться этим законом: я принес в магазин то, что купил там пару дней назад.
Но не тут-то было! Продавец – милая интеллигентная девушка в очках – отказывается возвращать мне деньги: «Этот закон к нашему случаю не подходит!»
– Но почему? – не согласился я. – Двух недель еще не прошло, купленная у вас вещь никоим образом не пострадала, я возвращаю ее в той упаковке, в которой купил… – стал я цитировать параграфы нового закона.
– Но мы книжный магазин! Книгу вот так вернуть только потому, что она не понравилась, нельзя! – возмущенно парировала девушка. – Вы знали, что покупали.
Тут уже возмутился я.
– А вот это и неправда! Я не знал, что покупаю! Я хотел детективный роман, а оказалось, что это совсем не детектив. Верните мне мои пятьдесят кровных.
– Почему не детектив? – удивилась милая продавщица. – Вот же, написано: «"Убийство на темной улице", детективный роман». Что вам еще нужно? Небось, прочли, а теперь хотите денежки обратно.
– Клянусь, не прочел! Дошел до двадцатой страницы, понял, что меня надули – и бегом к вам. Это не детектив.
– Вы просто нетерпеливый читатель. Читайте дальше. Там будет и убийство, и расследование, и счастливый конец.
– Нет. Я как раз читатель тертый, детективы – мое любимое чтение, я вижу, что это не детектив.
– Ладно, может, не детектив, – согласилась девушка. – Но все равно это хороший роман. Мы уже продали сто экземпляров.
– Может быть он и хороший, но я хочу за свои деньги детектив !
Так, теперь пора признаться, что весь этот диалог выдуманный, ради полсотни шекелей я не поехал в магазин на другой конец города, просто выбросил негодный товар и сел писать эту вот статью о детективном жанре.
Некоторое время назад, отвечая на вопрос товарища, я сказал, что пишу «костюмный» детектив, то есть, на историческую тему. Про некую девушку, живущую в городе Самарканде вэпоху эмира Тимура, обладающую способностью раскрывать преступления. Убит (или погиб во время несчастного случая) зодчий, строящий великолепное медресе. Возлюбленный этой моей героини – один из подозреваемых, его схватили и бросили в зиндан, если вина будет доказана – его бросят в клетку к тиграм. И моей героине приходится засучить рукава и самой браться за расследование дела.
Мой товарищ сразу отреагировал: «А, идешь по пути Акунина».
Я, конечно, слышал об Акунине, но ничего его не читал. Понятное дело – заинтересовался, товарищ одолжил мне его книгу «Пелагия и красный петух».
Да, многое перекликается с моей идеей; героиня – молодая женщина (монашка), обладает, по замыслу автора, даром расследования, действие происходит в старые времена… Я читал и нахваливал Акунина. Но чем дальше погружаешься в глубь романа – тем больше разочарований. Все хорошо, мило, забавно, увлекательно – но это не детектив! В нем нет главного! Прочел добросовестно первый том, а второй даже не раскрыл, отдал книги обратно.
Чего же мне не хватало в этом знаменитом романе знаменитого писателя?
Там не было расследования, не было разгадывания загадки по маленьким, незаметным взгляду рядового человека мелочам, не было эвристики.
Акунин пишет про свою Пелагию: «Она – особа острого разумения». А вот этого самого острого разумения мы и не видим в романах. «Пелагия – истинный дока по части разгадки неявного и ложноочевидного» (Акунин). Но как она это делает? Какие приемы использует? Что ей помогает, кроме того, что она всюду сует свой нос, всюду присутствует? Ведь главное, чем занимается Пелагия – подслушивает, подглядывает, случайно становится свидетельницей разговора, не рассчитанного для чужих ушей, свидетельницей каких-то расправ, угроз, заговоров. Может, в жизни все так и бывает, но мы же не жизнь отображаем, а детектив сочиняем. Акунин просто не знает, как пишутся детективы! В его книгах полно ужасов, хруста ломаемых костей, льется кровь, там много любопытных исторических деталей (выдуманных или невыдуманных – это не имеет никакого значения). Это все могло бы послужить отличным антуражем для детектива, но если нет котлеты, то и гарнир ни к чему.
Материал, на котором строятся его книги (стилизация под старину) имеет право на существование, тем более что 70 лет при советской власти описывали «царский прижим» предвзято. Можно бы поспорить с тем, насколько правомерен сдвиг в сознании его героев, одетых по-старинному и вооруженных лексикой второй половины 19 века, а рассуждающих как люди, читавшие от корки до корки «Литературную газету» в 1970-х-1980-х годах. Но об этом пусть пишет кто-то другой, мне лень. Будь эти книги детективами, я многое Акунину простил бы.
В магазинах, в Интернете есть масса текстов, опубликованных под грифом «Детектив», в которых нет ничего детективного, это то, что называется авантюрные, приключенческие остросюжетные романы. Есть километры «детективных» кинофильмов и телесериалов. Все это – профанация и дискредитация жанра. Эта продукция отпугивает людей, воспитывает дурной вкус.
А еще есть произведения, вводящие в заблуждение. Там среди персонажей – следователь или частный детектив; налицо преступление, есть подозреваемый. Может ли считаться детективом книга, в которой рассказывается о преступлении и его раскрытии? Отнюдь. Есть другие более важные правила, без выполнения которых книгу нельзя отнести к этому жанру.
Давайте поговорим не спеша о том, чем отличается детективное произведение от рассказа об убийстве (ограблении) и поимке убийцы (грабителя).
Самое главное отличие: в детективной повести, романе, рассказе всегда есть некий прием, некий ход, трюк, то, что я для себя называю «гимик», на котором, вокруг которого и строится все произведение. Есть такие «гимики» у отца-основателя жанра Эдгара По, у Артура Конан-Дойля, у Жоржа Сименона, у Агаты Кристи… Есть они во всех хороших детективных фильмах и сериалах: «Коломбо», «Расследования на флоте», «Монк», «Убийства в Мидсомере», «Мак-Брайд», «Ниро Вульф», «Закон и порядок», пятисерийный фильм «Донован», «The Closer», «Body Of Proof» (я перевожу уже много лет все эти фильмы и сериалы, они «сидят у меня в печенках»).
Чтобы вы меня поняли, приведу «гимик» из американского сериала «Расследование на флоте». Погиб, свалившись во время учений, офицер ВМФ США. Он спускался с горы на канате, замок-карабин на его поясе, удерживающий канат, раскололся, десантник упал и разбился насмерть. Первичная проверка показала, что кто-то подменил надежный стальной карабин на непрочный алюминиевый, который заведомо не мог выдержать веса погибшего десантника.
Ищут злоумышленника. Перебирают все версии. Как и водится в хорошем детективе, заходят в тупик. У всех возможных недругов либо есть алиби, либо подозреваемый в принципе не мог изготовить эрзац-карабин.
Тогда одна из следовательниц решает повторить весь путь погибшего с вершины горы до момента падения. Надевает оснастку, на вершине горы надевает на себя пояс с карабином, прикрепляет канат, начинает спускаться и вдруг кричит: «Эврика!» Спустившись на землю поясняет: «Я десятки раз брала в руки тот сломавшийся алюминиевый замок. Этот заводской, из стали, намного тяжелее того, поддельного. Погибший не мог не заметить разницы!» Вот он – «гимик»! Выросший из факта, что удельный вес алюминия намного ниже удельного веса стали.
Логичный вывод: погибший сам покончил с собой, сам изготовил замок из хрупкого алюминия и подстроил все так, будто произошел несчастный случай. Теперь расследование пошло по совершенно иному пути, надавили на безутешную вдову, она указала на причину, по которой ее муж мог покончить с собой, желая выставить это как убийство, все получило подтверждение, дело раскрыто.
Это – детектив. При всех своих недостатках. (Об одном из них скажу ниже).
Знакомый всем «гимик» в фильме «Место встречи изменить нельзя»: Жеглов вешает на дверь кладовки фотографию любимой девушки Шарапова. И Шарапов понимает, что за дверью его ждет спасение.
Другой пример «гимика». В интернете можно найти мой рассказ, написанный еще в конце 1980-х годов. Называется он «Реванш доктора Ватсона». Он шутливый, но в нем есть все признаки детектива. Еще в детстве я прочел у Конан-Дойля самоуверенное заявление его Шерлока Холмса о бесполезности астрономии для земных расследований. И тогда же подумал, что великий сыщик неправ. Много лет спустя я и написал этот рассказ, придумав ситуацию, в которой только знание астрономии и могло помочь раскрыть преступление. И вставил шпильку своему великому учителю. Таким образом, фраза Холмса и явилась в данном случае «гимиком».
Другой гимик. Я много езжу по Израилю. Слышу разные запахи, доносящиеся с обочины трасс. Мне в голову пришла мысль – можно ли по запахам проследить маршрут? И уже начинает работать воображение, пущена в ход «привычка милая», остальное дело техники. Чтобы появилась необходимость искать дорогу по запахам, нужен герой, который не видит. Слепой? Не нравится. Повязка на глазах? Заложник? Намного лучше. Есть экшн, есть уже преступление. И поскольку следствие у меня ведет мужчина, то жертвой должна быть женщина. Лучше – молодая. И разумеется – красивая. Девушку захватили арабские террористы, завязали глаза, привезли в свою деревню, ей удалось связаться по телефону со своим женихом. Где она – понятия не имеет, по какой дороге везли – тоже. Единственное, что может рассказать – запахи, которые она слышала на всем пути следования от места похищения до этой деревни. Все, детективный рассказ готов (Я назвал его «Палестинская пленница» и включил в сборник «Дебют частного детектива»).
«Гимик» можно позаимствовать из реального расследования (если у вас есть доступ к обычно засекреченным материалам, тем, что публикуют под грифом ДСП); «гимик» можно придумать самому (высосать из пальца), можно подсмотреть в жизни. Недавно мы летели в Лондон. В аэропорту отвечающий за безопасность полетов агент заметил что-то у одного пассажира, его проверили особенно тщательно. Потом я спросил у туриста, что не понравилось службе безопасности. Он рассказал. Тревога оказалась ложной, турист злоумышленником не был. Но я придумал, что подозрение было обоснованным, построил на этом «гимик», который использовал в повести «Убийство депутата Гринблата» (опубликован в сборнике «Приглашение к ограблению»).
О секрете «гимика» знают почти все западные авторы детективов. Им владеют сценаристы Голливуда.
Если вам не нравится слово «гимик», придумайте другой термин, это не имеет значения. Назовите это парусом, который наполнится ветром и поведет корабль вашего повествования в плавание по бурному морю. А без паруса ваше сочинение никуда не тронется.
Вернемся к Пелагии. «Не-е», – сказал я тому товарищу при следующей встрече, – «Акунин может отдыхать. Моя девушка действует совсем иначе. Она умеет раскрывать преступления».
Прежде чем сесть писать, я придумал «гимики» для этой повести. Средние века – и дактилоскопии, разумеется, не будет, то же самое – анализа на ДНК или на ворсинки. Какие у моей героини будут методы? Дело происходит на Востоке – значит, у ее методов должен быть своеобразный ориентальный колорит. И камертоном тут для меня служит старинная восточная притча.
Люди ищут пропавшего верблюда. Они встречают человека, спрашивают, не видел ли он их сбежавшее животное.
– Ваш верблюд слеп на левый глаз, хром на правую заднюю ногу, такой-то и такой-то масти?
– Да!
– Нет, не видел.
– Как не видел, если так подробно описал?!
Хватают человека и ведут к кадию. Там он объясняет: «Я не видел верблюда, но видел следы, по которым определил, что по этому переулку недавно прошел верблюд без хозяина, поскольку он подолгу стоял у кустов и без помех обгладывал их. Он хромает на правую ногу. Причем ветки были обглоданы только с правой стороны узкой улочки, хотя слева ветки были еще более сочные и висели ниже. Я предположил, что верблюд был слеп на левый глаз.
– Но как ты узнал, какой он масти?!
– Поскольку он слеп на левый глаз, он шел слишком близко к заборам на левой стороне улицы, на нем остались клочки его шерсти, так я узнал, какой он масти».
«Гимиком» может быть не только метод раскрытия, но и метод совершения преступления, который и выдаст преступника. Или метод разоблачения. Иногда такие «гимики» содержат в себе логическую ошибку, но читатель-зритель не всегда ее улавливает, послушно играет по правилам, предложенным автором.
«Гимики» могут быть блистательными, изящными, крепкими, а могут быть слабенькими, бледными.
На слабенький гвоздик можно повесить небольшую картинку–рассказ. (Великолепным мастером короткого детективного рассказа был Карел Чапек. Найдите его «Рассказы из одного кармана» и «Рассказы из другого кармана») На гвозде покрепче удержится целая повесть. На крупный гвоздь или на несколько небольших смело вешайте огромное полотно романа.
Примером слабого и неубедительного (для меня, по крайней мере) является «гимик», использованный в одном фильме о Коломбо. Инспектор Коломбо в самом начале замечает, что персонаж кладет очки на стол стеклом вниз. А согласно условиям данного детектива убийца не мог быть очкариком. И этого наблюдения инспектору хватает, чтобы заподозрить обман (настоящий очкарик НИКОГДА не положит очки на стол стеклом вниз – стекла поцарапаются! Значит, герой притворяется, что он очкарик, ему есть что скрывать). И в конце концов Коломбо выводит преступника на чистую воду. (Почему мне этот «гимик» не понравился: правило совершенно надуманное, моя жена давно носит очки, и я не раз замечал, что она кладет их на стол стеклом вниз. С недавних пор и я стал надевать очки, читая детективы, напечатанные мелким шрифтом, и ловлю себя на том, что беспечно кладу очки стеклом вниз). Но не будем придираться; все фильмы про Коломбо – прекрасные и для того времени (середина 1970-х), и сейчас их еще можно смотреть.
Есть авторы, которые на довольно слабый гвоздик-«гимик» могут повесить огромный детективный роман. А бывают такие, что в одной повести разбазаривают несколько прочных «гимиков». Это дело вкуса, плодовитости по части «гимиков». Правила тут нет. Один из детективов про Коломбо (полтора часа!) повешен на такой слабенький «гимик». Преступник обеспечил себе алиби: в момент убийства его машина мчалась с огромной скоростью по трассе очень далеко от места преступления. Камеры дорожного контроля зафиксировали нарушение, герою прислали штраф, снабдив его фотоснимком. На снимке видно, что за рулем сидит наш подозреваемый. Мудрый Коломбо обращает внимание на что-то необычное на фотографии и догадывается, что машину вел кто-то другой, который повесил перед своим лицом плакат с фотографией подозреваемого. Вот ловкачи, а! Но Коломбо не проведешь. Он находит того, кто проехал на машине подозреваемого по той трассе, вынуждает его признаться, алиби отвергнуто, на убийцу надевают наручники.
Недавно переводил фильм с таким вот «гимиком». Журналистку подозревают в убийстве. Но у нее прочное алиби: в момент убийства она была в другом месте, фотографировала кинозвезду. Фотография опубликована в ее журнале. Над головой звезды – часы, на них – то самое время, когда кто-то совершал расследуемое убийство в другом конце города. Но наш следователь – «особа острого разумения», «истинный дока по части разгадки неявного и ложноочевидного». Он обращает внимание на то, что обручальное кольцо у кинозвезды – не на той руке. Вывод – негатив перевернули, и часы над головой звезды показывают на самом деле совершенно другое время! (Если не поняли, в чем трюк, посмотрите на свои настенные часы, а потом на них же в зеркало). Все, журналистка лишилась алиби и раскололась.
В романе Дарьи Донцовой «Надувная женщина для Казановы» раскрыть преступление помогает платок с вензелем, найденный на месте убийства. Такой прием уже во времена Шекспира и Отелло считался затасканным до дыр, но Шекспиру простили – он писал не детектив, а трагедию чувств.
Могут ли величайшие достижения криминологиислужить такими «гимиками»? Да. Но только один раз. Они потом могут присутствовать в детективах, создавать фон, поддерживать обвинение или исключать версии. Но служить главным раскрывающим приемом не могут. Таким выдающимся открытием криминологии в 19 веке была дактилоскопия. В первый раз можно поразить воображение читателя тем, что, оказывается, вор оставляет отпечатки пальцев, они у каждого человека уникальные, и по ним можно отыскать преступника.
В середине 20 века открыли, что мельчайшие ворсинки из твоей одежды остаются на одежде того, к кому ты хотя бы ненадолго прислонился. Подозреваемый утверждает, что в глаза не видел убитую, а на его пиджаке – ворсинки от свитера погибшей. Не отвертится. То же самое – анализ на ДНК. Когда-то это был революционный, поражающий воображение читателя «гимик». А сейчас нельзя построить детектив на том, что у всех подозреваемых провели анализ на ДНК, и у кого-то те же гены, что нашли в сперме, оставленной во влагалище у изнасилованной и убитой девушки.
Или – последнее достижение: можно проследить за передвижениями человека по его мобильнику. Я написал одну повесть («Роковое ухаживание» в сборнике «Приглашение к ограблению») с использованием этого «гимика» – и все. Хватит. Вам его использовать в качестве главного гимика не рекомендую. Уже все про это читали. Ничего необычного для нас уже не будет. Мойте золото на другом участке. (Хотя локализацию подозреваемого по его мобильнику можно использовать, как я уже отметил выше, для ложной версии, для лишнего подтверждения верной).
Появление компьютеров вроде бы пошло на пользу писательскому ремеслу. Но для детектива это изобретение оказалось губительным. Все больше и больше читаешь книг (смотришь фильмы), в которых все раскрывает некий волшебный хакер, который залез в компьютер и вытащил оттуда любую информацию. Обычно сам автор никакими компьютерными талантами не обладает, слышал только звон, ничего популярно или непопулярно объяснить не может, верьте ему на слово и все. И так делают уже многие. И теряют зрителя. Это сродни сверхестественным способностям сыщика. В детективном жанре сверхъестественное не годится.
Многие авторы, не зная о необходимости «гимика», делают ошибку. Самая распространенная: детектив у них просто незаметно следит за подозреваемым, видит, как он с кем-то встречается, что-то где-то прячет и так далее, и таким образом раскрывает преступление. Это могло сойти за «гимик» в веке XV до нашей эры. С тех пор литература продвинулась очень далеко, и читателя на мякине не проведешь. Желая быть добросовестным, я не ограничился одним произведением Акунина, нашел в Интернете и стал читать его роман «Пелагия и бульдог». Но когда дошел до «гимика» – «захлопнул» компьютер и еще больше утвердился в своем мнении: Акунин детективщик никакой. Его героиня узнает, кто же убивал любимых почтенной владелицей имения бульдогов, следующим образом: идет к месту, где нашли трупик последней жертвы, находит там следы от женской обуви, по размеру они могут принадлежать только одной из подозреваемых. Думаю, за такой детектив могли голову снести разочарованные читатели еще во времена Гомера.
Может ли быть детективом изложение настоящего расследования? В свое время я прочел десятки таких отчетов, сопровождаемых комментариями криминологов-теоретиков. Увлекательное чтение, но это не детективы. Некоторые из них могут служить материалом для детектива. В некоторых есть даже готовый «гимик». Но его нужно художественно обработать, обставить.
Наличие такого «гимика» в вашем произведении – главное, основное правило, но не единственное. Чтобы быть хорошим детективом, ваша книга должна следовать и второстепенным правилам. Что же такое хороший детектив?
Сразу оговорюсь – таких правил масса, они общие для многих жанров, я остановлюсь на нескольких. И считайте эту мою статью «Введением в детективоведение».
У вас есть удачный «гимик», вы уже придумали конструкцию рассказа. Но есть общие законы искусства, нельзя их безнаказанно нарушать, нельзя ими пренебрегать.
Конец 1980-х, я отдыхаю в писательском доме Коктебель на берегу Черного моря. Там же пребывает маститый ташкентский автор. Я отдыхаю – он пребывает, уже несколько месяцев. Пишет новый роман. Детективный. «Хочешь почитать?» – спрашивает. Вежливо отвечаю: «Да». И получаю толстенную рукопись.
Одна страница, вторая, десятая, пятидесятая… Сочный, подробный, любопытный рассказ о богатой восточной свадьбе. Но когда же начнется детектив? Может, прояви я терпение и читай дальше, где-то на сотой странице произойдет убийство и завяжется, наконец, сюжет. Но для чего мне мучиться? Не хочу я читать про свадьбу. Хочу детектив. Наутро задал автору несколько наводящих вопросов. Тот стал горячо убеждать: «Это детектив! Ты до какой страницы прочел? До пятидесятой? Читай дальше, там есть все – убийство, да не одно, мафия, разборки, коррупция властей…»
И доступно изложил ему одно из правил такого рода книг. Преступление должно произойти в самом начале. «Соверши убийство на второй странице, зацепи читателя, заинтригуй его, а потом на пятидесяти страницах описывай восточную свадьбу или европейский развод. Читатель терпеливо будет ждать, когда произойдет следующий сдвиг в сюжете», – сказал я.
Тот писатель был человеком неглупым. Он не стал обижаться на то, что его смеет поучать человек моложе него на 10 лет. Он забрал рукопись и через два дня принес ее снова – с переписанными первыми страницами. Он сделал все так, как я ему посоветовал. Убил одного из героев на второй странице, а потом все его описания свадьбы стали особенно зловещими, заиграли какими-то отсутствовавшими в первоначальном варианте красками, намеками…
Иллюстрируя свою мысль, я тогда привел тому писателю пример. Кино. Герой лезет по отвесной скале вверх. Изо всех сил. Оператор показывает нам подробнейшим образом, как он ищет опору для руки, для ноги, для второй руки, для второй ноги, вот нога срывается, он чуть не падает. Нам не скучно, поскольку мы знаем: внизу его ждут враги, и если он не сумеет подняться наверх – ему конец. Вопрос жизни смерти. Но этого режиссеру мало. Наш герой преодолел уже половину пути. И тут вдруг нам показывают, что и наверху его ждут враги! То есть, все его старания в принципе напрасны! И напряжение вырастает еще больше…
Сходная история произошла несколько месяцев назад. Израильский драматург пригласил меня на чтение его пьесы в одном из главных тель-авивских театров. Минут через 15 после начала читки директор театра (она же – художественный руководитель, от которого зависит все) раздраженным голосом перебила: «Я ничего не понимаю! О чем это? Чего хочет автор? Почему я, зритель, должна все это слушать?» В смущении были все – и драматург, и завлит театра, который горячо рекомендовал эту остросюжетную комедию. Читку прекратили. Реакция директрисы была непонятной: первые сцены были полны юмора, автор создал замечательные образы. И только я сразу понял, в чем причина. Назавтра драматург напросился ко мне в гости, прислав заранее по мэйлу свою пьесу. Она действительно была замечательной. И имела только один недостаток: фраза, служившая завязкой, звучала на далекой 20-й странице. Я объяснил автору (который на этот раз был намного моложе меня), в чем его ошибка. Зрители не будут полчаса терпеливо ждать, пока им объяснят, из-за чего весь сыр-бор. Автор со мной не согласился. Мы разошлись, не придя к единому мнению. Через полгода он пригласил меня на премьеру спектакля по этой же пьесе в тот же театр. И что же я вижу? Та ключевая фраза, служащая завязкой, звучит в первой же сцене, на третьей минуте! Режиссер понял, как спасти пьесу? Сам автор, придя домой, согласился со мной? Это уже неважно.
Классик кино-детективов Артур Хичкок почти полвека назад ввел ключевое понятие этого жанра «саспенс» – напряжение. Он пишет (цитирую по памяти): «Сидят герои в кафе, беседуют, пьют, смотрят праздно по сторонам. Скучно. Но если заблаговременно поставить зрителя в известность о том, что под столом установлена бомба, которая может взорваться в любую минуту – вся эта сцена будет восприниматься совершенно иначе».
Короче – нужно дать завязку в самом начале! (В романе Акунина «Пелагия и белый бульдог» это правило выполнено, митрополит излагает суть преступления в самом начале романа. Но повторяю, там нет главного).
На днях мне прислали по Интернету огромный роман, назвали его «детективным» и попросили моего мнения. Я стал читать. Долгое и нудное описание буровых процессов. Научные выкладки. Телефонные разговоры. Диалоги…. А при чем тут детектив? Если бы все это было хотя бы высокохудожественно… Но и тогда я еще подумал бы. Просто интересные книги мне сейчас читать некогда. Меня подкупили, пообещав детектив. Может, убийство произойдет на пятидесятой странице? Но меня они уже потеряли. Я не верю, что это будет интересный детектив, если автор не чувствует читателя, не знает элементарных законов жанра. Я уничтожил файл и даже не ответил тем, кто прислал мне это произведение. Пусть тешат себя мыслью, что сочинили шедевр.
Другое важное правило. Не забывайте о ретардации . Для неофитов – что это такое. Если коротко – искусственная задержка развития сюжета, оттягивание развязки. У вас есть схема совершения и раскрытия преступления. Вы вчерне набросали сюжет. В самом начале рассказали о преступлении, нагрузили задачей своего следователя (и читателя). Но не спешите раскрывать преступление! Отвлекитесь ненадолго. Много лет назад, уже закончив свой первый детектив, я прочел в журнале «Новый мир» (номер 1, 1978 года) любопытную статью Абрама Вулиса «Поэтика детектива». Цитирую оттуда (это уже не по памяти): «Интуитивное ощущение сюжетного времени становится неизменной составной частью авторского таланта, а само время – эстетической категорией. Вот почему редакторы, сокращающие детектив за счет, казалось бы, пустых диалогов и бессмысленных перекуров, совершают тяжкий профессиональный грех. Вместе с водой они выплескивают ребенка. Фигурально выражаясь, курить в детективе не всегда вредно!»
Да, курить в детективе не всегда вредно.
Заполняйте пространство между сдвигами в сюжете чем-нибудь интересным. Сухая ложка горло дерет. Смажьте колеса телеги своего повествования. Но опять же – не забудьте сначала «зацепить» читателя. Неопытные авторы видят в классических произведениях затянутые сцены, не улавливают, что они даны после того, как зритель заинтригован, «мешкают» без подготовки – и получается скукотища. Мхатовские паузы должны появляться только после того, как зритель к ним уже подготовлен, созрел для них. В этих паузах читатель (зритель) сам пытается разгадать загадку. А если паузами вы начинаете роман, то читатель, не имея пищи для размышлений, зевает, не понимает, чего от него хотят, откладывает вашу книгу в сторону. ****
Но и здесь есть свои секреты. Переводя детективные сериалы, я вижу, как малоталантливые авторы, оттягивая развязку, заполняют сюжет совершенно лишней, необязательной чепухой.
То герои спорят друг с другом черт знает о чем, то идут рассуждения, совершенно не связанные с сюжетом, то какие-то романтические рассусоливания. (Этим грешит, к примеру, сериал про следственный отдел Морфлота США, канал «Холмарк»). Особенно я терпеть не могу долгие описания застолий с обильной выпивкой. Можно поесть – но в меру. И выпить там бокал вина или бутылку пива. А то некоторые авторы не знают, чем заполнить время, и их персонажи едят бутерброды, пьют кофе, курят, и снова пьют кофе, и снова едят блинчики, и снова кофе… Из-за обилия кофе у жанра уже сердечная недостаточность наступила. А в России цена на этот продукт взлетела до небес.
И совет про курение примите как образ – не нужно пропагандировать эту вредную привычку.
Наиболее «детективный» способ затянуть развитие сюжета – это начать подробно разрабатывать ложные версии.
Самые лучший детективный сериал в этом смысле – «Монк». Великолепный. В нем всегда есть детективный «гимик». А балансное наполнение просто гениально. Характер персонажа очень киношный (киногеничный): детектив Монк помешан на чистоте, боится заразиться, не прикасается ни к чему, от всего страдает; любит, чтобы все лежало на своем месте, висело ровно и так далее. За ним забавно наблюдать. Актеру есть что играть перед камерой, он не ходит с многозначительным и скучным лицом (Бедный Штирлиц! Он был настолько выхолощенным, что ничего на экране не делал, только ходил с умным и красивым лицом. То есть актер Тихонов ходил). И самое главное – эти черты характера Монка либо помогают раскрыть преступление, либо как-то связаны с раскрытием. Вот пример. Подозреваемого в хищении ценного алмаза привели в полицейский участок на допрос, ничего от него не добились, отпустили, предварительно обыскав (его задержали на месте преступления сразу после исчезновения алмаза). За находку алмаза обещана ценная награда. Между делом у Монка конфликт с уборщицей полицейского участка – он убеждает всех, что она плохо убирает кабинеты, среди прочего не вытирает столешницы снизу, и там накапливается пыль. Идет расследование, разрабатываются ложные версии. Тем временем в участок то и дело приходит молодая женщина, заявляет, что хочет признаться в преступлении, ее заводят в комнату для допросов, но никакого признания она не делает, мямлит что-то и уходит. Так повторяется на протяжении получасового фильма три раза.
В конце концов Монк выясняет, что эта девушка – подруга того подозреваемого, складывает два и два и вдруг его осеняет: девушке зачем-то нужно оказаться в комнате для допросов! А для чего? Значит, алмаз там! Допрошенный утром подозреваемый смог как-то спрятать его в той комнате.
Он мчится в комнату для допросов, чтобы поискать алмаз – а там уборщица наводит чистоту, видит приближающегося Монка, своего давнего врага, и чтобы удовлетворить его, со злобой переворачивает стол, чтобы вытереть столешницу снизу, и обнаруживает приклеенный жвачкой алмаз! И ей достается награда. Особенность характера Монка: требовать абсолютной чистоты и тщательной уборки, помогла отыскать пропажу. Эта его особенность не повисла в воздухе, она аукнулась в сюжете, сыграла свою роль.
Второй пример. Монк избран присяжным заседателем. Процесс завершен, присяжных запирают в специальной комнате, оттуда они не выйдут, пока не вынесут вердикт. И никто не может к ним войти. Среди присяжных – подруга подсудимого (она убила ту, которую выбрал компьютер, и воспользовалась ее паспортом), она вооружена, повязала всех присяжных заседателей и готовит похищение своего подельника. Как и водится в этом сериале, «гимик» тесно связан с характером главного героя. Помощница Монка проходит мимо дома, в котором на четвертом этаже находится комната с присяжными, поднимает глаза, видит, что жалюзи на окне висят криво. Она-то знает, что Монк ни в коем случае не оставил бы это без внимания! Он не сделал бы ничего, пока не добился бы, чтобы жалюзи висели, как следует. Значит, – совершенно резонно заключает помощница, – с Монком что-то случилось! Она бьет тревогу, полиция врывается в комнату заседающих и спасает Монка и остальных присяжных, ловит пособницу преступника и предотвращает его бегство.
Вот почему я твержу, что «Монк» лучший из нынешних детективных сериалов.
Вчера смотрел очередную часть из детективного сериала “The Closer ” (в российском прокате – «Ищейка») с неподражаемой Кирой Сэнджвик в главной роли. В качестве «балансного наполнения» – детали из ее личной жизни: она ненароком услышала сообщение, оставленное незнакомой ей женщиной на автоответчик для спутника ее жизни. И вот ведя сложнейшее расследование, Бренда Ли Джонсон параллельно терзается муками ревности. Перед финалом это нечаянно подслушанное сообщение помогает ей раскрыть преступление: убила жена убитого, которая вот так же подслушала сообщение, оставленное на автоответчик жертвы.
Есть и другие правила, может, не такие строгие.
Существенное замечание: мы здесь говорим только о ремесле, не касаемся того, что называют Божьим даром, талантом, не касаемся вещей, которые не подаются разумному анализу. Талант – от Бога. Как писал Марк Твен, талант что деньги – есть, есть, нет, нет. И здесь ничего не поделаешь. У талантливого писателя детективный сюжет засверкает всеми красками, станет объемным, полным запахов и звуков. Образы у него выйдут выпуклыми, сама эпоха отразится в его романах. Более неожиданными будут повороты сюжета, более сложными – перипетии. Тоньше перо, изящнее стиль. Глубже – проникновение в психологию персонажей. Все это только улучшает детектив, но прежде всего должны быть выполнены основные правила, на которых я здесь и остановился.
Разумеется, в отличие от жизни, раскрываемость в детективах должна быть стопроцентной.
В упомянутой выше статье А. Вулис приводит девять заповедей детектива, предложенные английским писателем Рональдом Ноксом, активно писавшим детективы в первой половине 20 века. Вот они:
1. Преступник должен появляться в первых эпизодах, причем эта роль не может быть отдана герою, с чьими мыслями читатель познакомился;
2. Сверхъестественные и противоестественные силы в детективе недопустимы;
3. Не более одной потайной комнаты (коридора) на роман;
4. Излишни в детективе неизвестные человечеству яды ( которые невозможно выявить при лабораторном анализе – Ю.М.) и приспособления, требующие в финале долгого научного комментария;
5. Не следует спекулировать на национальной принадлежности героя;
6. Ни случай, ни сверхъестественная интуиция не должны работать на сыщика;
7. Преступником не должен оказаться сам сыщик;
8. Глуповатый друг детектива Уотсон не должен скрывать своих мыслей;
9. Близнецы или двойники не вправе объявляться в детективе без предварительного уведомления.
Прочтем еще раз вместе.
1. Преступник должен появляться в первых эпизодах .
Неплохое правило, прислушайтесь к нему. Преступник должен засветиться где-то в самом начале. Он не может быть выхвачен из толпы на последней странице.
Причем эта роль не может быть отдана герою, с чьими мыслями читатель познакомился.
Не знаю, о чем тут. Я могу себе представить детектив, в котором читатели ознакомлены с мыслями преступника заранее. (Уже после того, как написал это, прочел детектив Агаты Кристи, в котором убийцей оказывается тот, от чьего лица ведется рассказ! Название романа помню; не привожу – чтобы не испортить удовольствие тем, кто еще не читал).
2. Сверхъестественные и противоестественные силы в детективе недопустимы.
Тоже хорошее правило. Я только однажды его нарушил – в повести «В замкнутом круге» (см. сборник «Приглашение к ограблению»). Больше нарушать это правило не буду и вам не советую. В принципе недопустим детектив, в котором среди возможных версий рассматривается и такой, что недоступен здравому смыслу, нематериален, потусторонен, где исполнителем преступления могут быть какие-то неземные силы. Почему же свой «Замкнутый круг» я отношу к детективу? Потому что там разрабатывается несколько конвенциональных версий, выдвинутая потусторонняя версия высмеивается и отбрасывается в самом начале, одна из нормальных версий благополучно оказывается верной, преступление раскрыто. И просто в самом последнем абзаце бросается как бы мельком фраза, опровергающая версию, которая только что получила название верной, и выдвигающая на первый план именно ту, потустороннюю… Думаю, такие кульбиты возможны очень редко, и никогда больше ничего подобного я писать не буду. Либо ты пишешь детектив, либо – научную (и ненаучную – никогда не понимал разницы между ними) фантастику.
3. Не более одной потайной комнаты (коридора) на роман.
Намотайте себе это на ус. Это не только о комнатах.
4. Излишни в детективе неизвестные человечеству яды и приспособления, требующие в финале долгого научного комментария.
Примите к сведению. Долго объясняя механизм преступления, вы потеряете читателя. Нокс не знал компьютеров – но это замечание и о компьютерных «раскрытиях».
5. Не следует спекулировать на национальной принадлежности героя.
Это очень важное замечание. Естественно, нельзя использовать в детективе расистские мотивы, например, нельзя обосновывать совершение преступления национальными или расовыми особенностями персонажа (Я знаю, кто убил! Вон тот, из племени мумбо-юмбо! Они очень воинственны!) И не следует делать из детектива политическую прокламацию. Спрячьте свои политические пристрастия подальше. Того, кто использует детективный сюжет для продвижения каких-то своих идей, я смело сравню с человеком, который приглашает в гости, чтобы протолкнуть свой товар. От такого уходишь с очень неприятным осадком на душе, чувствуешь себя обманутым – даже если стол был накрыт щедро, а главное блюдо было вкусным.
6. Ни случай, ни сверхъестественная интуиция не должны работать на сыщика.
А вот это и запоминать не стоит. Всякий нормальный сыщик от рождения наделен автором сверхъестественной интуицией. И случай ему вполне может помочь. Сыщик отличается от простого смертного тем, что второй пройдет мимо случая, оставит его без внимания, а сыщик его заметит и сделает надлежащий вывод.
7. Преступником не должен оказаться сам сыщик.
Почему? Я перевел с десяток неплохих фильмов, в которых виновником оказывался сам сыщик. То ли он убивал в прострации, то ли умело скрывал все от своих коллег.
8. Глуповатый друг детектива Уотсон не должен скрывать своих мыслей.
И пусть не скрывает. Надо же заполнить чем-то страницы романа до неминуемой развязки.
9. Близнецы или двойники не вправе объявляться в детективе без предварительного уведомления.
Хмм… Тут мне нечего сказать. Как хотите, так и поступайте.
Шекспировский «Гамлет» – детектив? Если да, то очень плохой. На первый взгляд есть все составляющие. Гамлет расследует, как погиб его отец – и находит убийцу.
Но почему это не детектив? Нарушен еще один главный принцип, настолько очевидный, что никогда не приходит и в голову предупредить: в самом начале Гамлет узнает из самого достоверного источника, что произошло – дух его отца ему рассказывает правду. И все, никакого детективного напряжения больше нет. Топтание на месте, самокопание, любовные коллизии, политические интриги, глупые монологи (самый глупый из них «Быть или не быть?» – но об этом в другой книге «Драма – великая обманщица»).
Сомнения, колебания, терзания, выбор, – все это хорошо в другом жанре, это уже не детектив. Поскольку первоначальная версия ни разу не была даже в шутку опровергнута на всем протяжении этой длиннющей и скучнейшей трагедии, то и детектива не получилось. В древних греческих трагедиях в прологе рассказывался вкратце весь сюжет, потому что тогда считалось, что главное не сюжет (они были всем известны), а то, как на этот раз автор трактует древний миф, кого выгораживает, кого осуждает и т.п. Не ставилась задача держать зрителей в напряженном ожидании.
Детектив – иной жанр, он посвящен именно интриге, процессу раскрытия преступления.
Вот недавний пример из израильской реальности. В Иерусалимский музей востоковедения вернулась ценная коллекция редких старинных часов (более ста «единиц хранения»), похищенных оттуда 30 лет назад. Были там и часы фирмы «Брегет» французской королевы Марии-Антуанетты, казненной в конце XVIII века. (А что такое брегет – не мне вам объяснять. Вспомните только Пушкина: «Желудок – верный наш "Брегет"», то есть, слово «брегет» во времена великого поэта было синонимом слова «часы»).
Израильская полиции долго и безуспешно искала пропажу, так и не смогла раскрыть преступление, сдалась, положила дело на полку. И сотрудники музея не чаяли уже увидеть снова эту коллекцию, стоимость которой оценивается в десятки миллионов долларов.
И вдруг месяц назад в музей позвонила женщина из Нью-Йорка, говорит, что знает, где находятся те часы, и готова за определенное вознаграждение указать место.
Короче, коллекция возвращена. Простая проверка показала, что звонившая – вдова человека по фамилии Дилер, который жил и процветал в Иерусалиме. Он известен полиции Израиля как дерзкий взломщик. И был даже однажды допрошен по этому делу. Но он предъявил алиби: «В тот день, когда похитиличасы, я был в Голландии, вот мой паспорт со штампом». Сейчас выясняется, что Дилер все-таки грабанул музей, тот штамп в загранпаспорте был поддельным.
Имеем ли мы детектив? Нет. Ни один из следователей не смог раскрыть его – даже приблизившись вплотную к разгадке (Дилер был допрошен). Никто не догадался отправить на экспертизу штамп в его загранпаспорте. Разгадку им принесли на тарелочке.
Но можно ли на этом построить детектив? Безусловно. Вывести вместо следователей-лопухов умного, вдумчивого детектива, «особу острого разумения, истинного доку по части разгадки неявного и ложноочевидного», который по каким-то незаметным обычному глазу деталям, по чьей-то оговорке, по перемене в поведении подозреваемого, по каким-то другим признакам сможет распутать это дело. (Мой знакомый перед репатриацией в Израиль «купил» в России водительские права. Здесь его тут же вывели на чистую воду и чуть не посадили. Корочки были настоящими, печать тоже. Но эксперт заметил, что подпись на правах поставлена ПОВЕРХ печати. А во всем мире печать принято ставить НА подпись облеченного правом подписи лица. Великолепный «природный» гимик).
Другой свежий пример. Злоумышленник подложил самодельное взрывное устройство под днище автомобиля человека, с которым хотел свести счеты. В качестве детонатора использовал свой мобильный телефон: позвонишь на него – и бум! Произошла накладка, бомба взорвалась, но слабенько так, телефон-детонатор почти не повредился. Полицейские следователи установили номер этого телефона и его владельца. Им оказался некто В., житель Бат-Яма. Он арестован, все отрицает, но его никто не хочет слушать. Дело скоро передадут в суд. Такой «гимик» из реальной жизни может лечь в основу детективного рассказа. Но лучше его усложнить – пусть выяснится, что телефон у него украл тот, кто подложил бомбу, и незаслуженно обвиненного в результате отпустят на свободу.
Нередко к авторам детективов выдвигают требования, не имеющие обоснования ни в биологии читателя, ни в особенностях жанра. Например, требуют дать в тексте какие-то подсказки читателю, чтобы тот имел шанс и сам разгадать загадку. Чепуха. Детектив – это не игра в шахматы с читателем, это увлекательное чтение для него; играть в шахматы может следователь с преступником. Например, все фильмы о Коломбо построены так, что зритель с самого начала знает, кто совершил преступление и как он его совершил, и следователю нужно только вывести преступника на чистую воду. Как и для чего тут давать зрителю подсказки? А такие подсказки напоминают мне старый анекдот: опоздавший к началу сеанса зритель не дал на чай проводившей его к месту билетерше, и та мстительно шепчет ему: «Убийца – вон тот в сером плаще и шляпе». Нет такого правила – подбрасывать читателю-зрителю намеки. Отстаньте. Не придумывайте правила на ходу, лучше возьмите хороший детектив и почитайте его. И скажите спасибо автору, что поработал для вас, поразвлек вас, помог отвлечься от вашей ипотечной ссуды, от поднимающего голову международного террора, от сезонного повышения цен на овощи и фрукты.
…Друзья сделали подлянку – подбросили несколько книг Марининой, сказав, что это детективы. Я доверчиво взял одну из них и стал читать с некоторой опаской. И вдруг на первых же страницах наткнулся на фрагмент, который заставил меня испытать приступ белой зависти. Автор вскользь упоминает об одном раскрытом героиней случае: сравнив частоту мелких краж в одном районе Москвы с таким же показателем в другом районе, она приходит к безошибочному выводу, что там завелся гомосексуалист, который снабжает девочек наркотиками, не беря с них плату секс-услугами, и тем приходится совершать мелкие кражи. Это помогло ей выйти на крупного наркодилера. Вот он, истинный детективный «гимик»! И не затасканный. И научно обоснованный. И легко объяснимый. Я обрадовался – меня ждет прекрасное времяпрепровождение за чтением замечательных, профессионально написанных детективов, в которых будут то и дело попадаться такие перлы.
Но дальнейшее чтение повергло меня в глубокое уныние. Все остальное в той книге никакого отношения к настоящему детективу как жанру не имело! Тот стат-анализ оказался случайным бриллиантом в куче мусора. Маринина нечаянно взяла в руки инструмент, которым она и должна была бы работать на протяжении всего романа, повертела его в руке, показала мне, читателю, подразнила – и отложила в сторону. Она не знает, чего ждет от нее истинный ценитель детективов! Книга полна «балласта», рассказа о привычках, симпатиях и антипатиях героини, перипетиях ее личной жизни, там множество акций, описаний образов и всевозможных историй. Она долго оттягивает развязку. Было бы хорошо, если бы наличествовала сама структура детектива. В книге масса действующих лиц, ты уже забываешь, кто за что там ответственен, кто кому кем приходится, кто что сделал. Гарнир, гарнир, гарнир. А где же котлета? Я добросовестно дочитал этот роман до конца, понял, что белая зависть была преждевременной. Взял другую ее книгу, стал читать – то же самое. Отбросил, не дочитывая. Это что угодно, только не детектив. И мой роман с романами Марининой закончился навсегда. Я полностью солидарен с Фридрихом Незнанским, написавшим: «Получился так называемый женский детектив, а это такая ужасная вещь». Впрочем, книги самого Незнанского я тоже не считаю детективами.
В ресторане мне подают мясное блюдо, хотя я заказывал рыбу на гриле. Я не хочу рассуждать о том, как это мясо приготовлено, много или мало в нем специй, каковы там пропорции составляющих, каков стиль или сюжет. Где моя форель?! Уберите вы от меня подальше этот бифштекс окровавленный! Может, это вкусно и полезно и питательно для кого-то, но я этого не заказывал, я этого не хочу. И не твердите мне, что шеф-повар – лауреат всемирных конкурсов. (Например, я терпеть не могу фильмов-ужасов, но никогда не буду ругать их или призывать к их запрету. Не мой жанр и все). Иногда у меня лежит душа к хорошему антрекоту (простите, к боевику), вот тогда я найду такую книгу и почитаю, выберу соответствующий фильм в Синема-сити. Но если я прошу рыбу, то будьте добры подать мне то, что я заказал. Или честно признайтесь: «Детективов не держим-с». И я пойду в соседний кабак.
Не профанируйте жанр. Не прикидываетесь. По мне плохонько написанный (с художественной точки зрения) настоящий детектив лучше самого распрекрасного со стилистической точки зрения боевика или фильма ужасов, или фантастики, или любовного романа, или городской или крестьянской саги. Вы хотите отобразить бурную жизнь новой России? Пожалуйста! Но при чем тут детектив? Это бурная жизнь сама по себе очень заманчивое чтение – если вы в ней разбираетесь, если вы честны, владеете материалом – фактическим или психологическим, если у вас есть дар писательский. Ты хочешь бытописать – бытопиши! Если это талантливое отражение эпохи – будет эпос, станешь Львом Толстым. Но когда неуверенный в своих талантах писатель пытается привлечь к своей книге внимание, снабжая подзаголовком «Детектив» – тогда не получается ни детектив, ни эпос, и идет профанация идеи и дискредитация жанра. Не детективный сюжет обслуживает бытописание, а бытописание призвано обслужить детективный сюжет – если ты пишешь детективы.
И не пытайтесь обмануть меня, взяв в главные герои работников милиции-полиции, или частных детективов. Мы, конечно, хотим что-то узнать об истинной работе правоохранительных органов. Это не будет детективом в классическом смысле, но такая книга станет бестселлером. Другой жанр, очень необходимый, возможно – даже больше, чем детективы. Но и здесь есть одно непременное условие: нужен честный рассказ об их работе. А подделки под это – вообще никому не нужны.
Иллюстрация: фотобанк pixabay.com
Если вам кто-то скажет, что израильтянам не должно быть дела до высокой американской политики, пошлите такого человека куда подальше. Или ко мне
Безопасность каждого израильтянина напрямую зависит от того, кто сидит в Белом доме: тот, кто поддерживает право израильтян на защиту от террора, или тот, кто давит на Израиль, требуя все новых и новых опасных уступок врагам, шантажирует постоянной угрозой поддержать антиизраильские и юдофобские резолюции ООН, антиизраильские и юдофобские санкции, присоединяется к международным судебным искам против нас.
И вот как человек весьма заинтересованный, я говорю каждому читающему на русском языке гражданину с правом голоса в США: на данном историческом этапе, когда вся власть у СМИ, в демократических пока еще странах нужно голосовать только за тех, кого эта пресса не любит, чтобы не потерять окончательно остатки противовесов и балансов. То есть, в США всегда голосовать за любого кандидата от республиканцев.
Уже и за океаном начинают прозревать, уже и там начинают понимать, кто на самом деле правит миром. На днях Дональд Трамп-джуниор в интервью филадельфийской радиостанции заявил, что "американские СМИ, надев маску объективности, беспардонно самоангажировались в пользу Демократической партии, и если бы республиканцы совершали такие нарушения, которые совершают политики-демократы, СМИ уже готовили бы для них газовые камеры".
Ну и как отреагировали на это властители мира? Они в качестве ответа растиражировали заявление наивных евреев из американской Антидиффамационной лиги, подло вставив в него уничижительное слово "анекдот"; вот сообщение американских СМИ, которое перевели в Израиле:
"Антидиффамационная лига призвала старшего сына республиканского кандидата на президентство Дональда Трампа извиниться за этот анекдот, который принижает значение Холокоста".
Заявление Трампа-джуниора – анекдот? Это очень серьезное обвинение в узурпации власти.
Молодой Трамп не шутил. Он, конечно, подобрал неудачную замену этому явлению: преследования представителей одной партии со стороны подчинившихся покорно всевластной прессе правоохранительных органов, но разве такое образное название репрессий (пусть неудачное) — суть его высказывания?
Ни эти псевдохранители из Антидиффамационной лиги, ни управляющие ими СМИ почему-то не вспоминают о принижении трагедии Холокоста, когда их любимчики называют своих оппонентов "фашистами".
Личность кандидата не должна вас смущать. Педалируя на особенностях характера и высказываний Трампа, американские СМИ пытаются манипулировать избирателями. В Америке не так важно, какой человек сидит в Белом доме; важнее, от какой он партии. Личность там играет небольшую роль: есть советники, есть генералы, есть управляющий Центробанком, есть мощный контроль прессы, есть прозрачность, есть активный Конгресс, который часто выражает несогласие, есть институт обжалования президентских решений в Верховном суде и прочее.
Президенты-республиканцы всегда работают в условиях плотного надзора, не очень могут развернуться. Президенты-демократы обычно – бонвиваны, которые хотят одного: дайте им побаловаться с наивными стажерками в Овальном кабинете или голливудскими кинозвездами, а они будут делать то, что им диктуют СМИ. Сказали СМИ Биллу Клинтону бомбить Белград – он и бомбил. Его за это отмазали от импичмента за клятвопреступление. То же самое ждет Америку и с президентом Хилари Клинтон. По примеру своего мужа она будет делать то, что ей будет подсказывать СМИ: проводить толерантную политику в отношении исламского радикализма, давить на Израиль, а во внутренней политике — продвигать безумные идеи кинодокументалиста Майкла Мура. (Вот еще один парадокс: Майкл Мур, беспощадный борец с капитализмом, благодаря именно капиталистической системе труда и распределения заработал на своих прославляющих социализм фильмах и передачах столько, сколько за 70 лет не заработали ВСЕ советские документалисты вместе, не покладая кино- и телекамер воспевавшие социализм в одной отдельно взятой стране победившего свой народ социализма).
А Трампу, что бы он себе ни на воображал сейчас, развернуться не очень дадут. Да зато он и вреда большого ни своему народу, ни израильскому не нанесет. С ним можно будет спать спокойно.
На моей памяти был в США только один президент, который делал, что хотел, которого смело можно обвинить в волюнтаризме: Барак Обама. Вот это был (и пока есть) самодур так самодур.
Почему ему дали такую волю? Да потому что он не ставленник СМИ (как предыдущие президенты-демократы), а плоть от плоти этих идеологов уступизма и воинствующего социализма. У него тот же набор идеологического ДНК, что и у журналистов. Ему не нужно подсказывать, ему нужно смотреть в рот и хвалить изо всех сил.
Смело можно было последние восемь лет вешать по всей Америке транспаранты: "Мы говорим пресса – подразумеваем Обама, мы говорим Обама – подразумеваем пресса". (Для тех, у кого в этот момент зачесалась клавиатура написать, что есть в Америке телеканал "Фокс", а в "Израиле – газета "Исраэль а-йом": об этих исключениях подробно в одной из следующих статей; поберегите пыл).
Ближайший советник Обамы Бен Родс похвалялся недавно в интервью газете "Нью-Йорк Таймс": "Мы манипулировали прессой, снабжали ее ложной информацией, чтобы она "продавала" американскому народу ядерное соглашение с Ираном".
Для этой цели Родс и его помощники фабриковали "объективные оценки независимых экспертов", расхваливавших это соглашение, и посылали в редакции газет и телеканалов. И тамошние редакции "заглатывали" эту лапшу.
Государственный чиновник признался, что намеренно вводил общество в заблуждение по столь судьбоносному вопросу – и ничего, пресса не возмутилась, не потребовала расследования и суда, не призвала к импичменту президента-обманщика. Наоборот, хихикнула и подтвердила:
"Да, мы ему поверили".
А что не признать – соглашение-то уже подписано. Самоангажированного американского журналиста обмануть не трудно: он сам ОБАМАнываться рад.
Цену себе набивает этот Родс. Смог бы он манипулировать прессой, если бы его тайные замыслы не отвечали бы чаяниям этих самых "сторожевых псов демократии". Ничтожества. Думают, что могут всех надуть.
Впрочем, большинство им надуть удается. Вот сейчас эти обманутые бросятся доказывать в комментах обратное.
Другой пример: в эти самые дни Барак Обама, цинично используя некритичные к нему СМИ, обвиняет республиканских конгрессменов в том, что они задерживают выделение полутора миллиардов долларов на борьбу с болезнью, вызываемой вирусом Зика. Пресса тиражирует этот кровавый навет, и скрывает, что на деле это Барак Обама торпедирует утверждение закона. Конгресс готов утвердить сумму хоть сегодня, но Барак Обама без соблюдения необходимых процедур втиснул в этот закон пункт о выделении крупных средств для кого-то еще, конгресс предлагает утвердить без этого скандального пункта (который можно отдельно обсудить и либо утвердить, либо отклонить), но Барак Обама шантажирует: "Выделим деньги на борьбу с вирусом, только если будут деньги и на эту цель". А пока пусть люди мрут, как мухи. А чо, своя рука владыка; когда выбираешь президента-демократа, ты сознательно подрываешь систему балансов и противовесов.
Обама в США – это такая же катастрофа, как если бы в Израиле по трагическому недоразумению премьером стала бы Заава Гальон. Кошмарный сон. В Америке этот кошмар стал явью.
И еще одно, на первый взгляд – парадоксальное тож. Если Трамп станет президентом, вина (заслуга) в этом – тамошней всесильной левой прессы, которая на этот раз крупно просчиталась. Было с самого начала видно, что она мягко обходится с Трампом, желая, чтобы именно он стал кандидатом республиканцев, ошибкой полагая, что такую одиозную фигуру им будет очень легко свалить потом, когда остальные сильные республиканские кандидаты уже сойдут с дистанции. Но, повторяю, ошиблись: инерция его успеха оказалась сильнее, он увлекает за собой больше людей, чем предполагалось.
Вторая вина левой американской прессы в этой избирательной кампании в том, что, благодаря их мягкому обращению "со своими", в финал от демократов вышла малопригодная Хилари Клинтон, которую Трамп вполне может одолеть.
Урок: американской прессе (и ее израильскому филиалу) ради блага народа нужно прекратить грубо манипулировать общественным мнением. Взвешенное, разностороннее освещение событий приведет к тому, что от обеих тамошних партий в финал выйдут достойные люди.
Если вам кто-то скажет, что израильтянам не должно быть дела до высокой американской политики, пошлите такого человека ко мне. А лучше пошлите подальше и голосуйте по своему разумению, а не по наущению врагов рода человеческого.
Новогоднее – Израиль для начинающих
В моей ФБ-ленте одна уважаемая дама бросила вызов: “Ну, скажите, что такого хорошего есть в Израиле?” Ее ФБ-друзья стали перечислять плюсы своей родины – почтенная дама все с презрительным фырканьем отвергала, ничто ей не казалось достойным положительной оценки. Из ее реплик стало известно, что в Израиле она два десятка лет, и все это время страдала из-за несовершенства нашей страны. И работу хорошую найти не смогла, и квартиру не смогла купить, и дороже здесь все, чем в Европе, и народ здесь грубый и невоспитанный, и климат здесь тяжелый, и даже личная жизнь не задалась – трижды выходила замуж и разводилась, и осталась в конце концов одна.
Дорогие друзья, когда в следующий раз вам зададут этот же коварный вопрос, не вступайте в спор, просто пошлите его задавшего подальше. Ну, или к этой моей статье, в которой я объясню несколько элементарных вещей.
Любую страну оценивают в свете ее национальной идеи. Национальная идея Израиля проста и ясна – стать убежищем для еврея, который не может безопасно продолжать свою жизнь в стране, в которой родился, в которой согласно международным законам обладает всеми правами. Убежище для евреев, которым приходится в спешном порядке бежать от погромов, от преследований, от сатанинских планов выселения, особого налогообложения и прочих казуистских изобретений юдофобского ума.
Если для того, чтобы выполнять эту национальную идею, нужно слегка поступиться отвлеченными демократическими лозунгами – Израиль имеет право это делать. Если вы покидаете страну, в которой родились, потому, что там недостаточно демократии – то не приезжайте в Израиль. Выбирайте страну, национальная идея которой – служить образцом демократии. Израиль от этого бремени избавьте. У него есть забота поважнее.
Если принцип государства для всех граждан ставит под угрозу национальную идею (оставаться надежным убежищем для евреев), то приходится об этом прекрасном принципе забыть. Израиль может и должен принять закон, по которому при любом раскладе управлять этой страной будут евреи. И неважно, сколько народится или набежит сюда представителей других прекрасных наций и племен. Это никакая не дискриминация, никакой не апартеид.
Все остальные народы и нации тоже имеют право в своей титульной стране реализовать свои национальные чаяния. Евреи заслужили это право больше любого другого народа – после двух тысячелетий гонений, погромов, притеснений, после Катастрофы. Идите вы к дьяволу со своими “международными законами”, пустыми “общечеловеческими гуманистическими идеалами и ценностями”, которые ни разу не были задействованы на пользу евреям за всю историю человечества. Евреи получили право самим решать, что и как будет в их стране еще и потому, что оставили остальным народам все те земли, на которых родились, и на которые имеют все права. Нашим замечательным соседям придется потесниться, вокруг вон сколько земли мы освободили – всем вам места хватит.
Вы бежите от малообразованных, грубых, дурно пахнущих людей, среди которых родились и выросли, и которых ваша тонко организованная, высоко образованная, культурно богатая натура не выносит? Не выбирайте, хотя вы и еврей, Израиль, он – национальный очаг для любого еврея, не зависимо от оттенка и цвета его кожи, его школьных оценок, его музыкальных пристрастий, его привычек проводить досуг, манеры разговаривать и проч. Обнаружив здесь людей с неприятными вам чертами лица и повадками, не нос нужно морщить, а помнить: это они воевали, это их дети, отцы, братья погибали здесь в многочисленных кровопролитных войнах, чтобы к тому дню, когда вы созреете для репатриации, здесь все еще существовал бы независимый национальный очаг с законом, позволяющим вам соизволить сюда приехать.
Если вы покидаете свою родину из-за дороговизны, маленьких пенсий и пособий – не выбирайте Израиль. Ищите страну с дешевыми помидорами, с большими пособиями.
Как же смешон и жалок тот репатриант, кто становится в позу шейха или толстосума, оплатившего люкс, а получившего третьесортный номер у сортира, с брезгливой физиономией высказывает претензии на качество обслуживания. И то у него не так, и это. Да кто вам здесь что обязан? Есть у вас высокие стандарты жизни – селитесь в соответствующих городах, кварталах, районах страны – их очень много. Что, у вас нет денег там покупать\снимать жилье? Так нечего выпендриваться. Никто из вас не сделал одолжения Израилю, его населению тем, что приехал сюда.
В вашем квартале много мусора (так раздраженно написал мне один репатриант) – так встаньте утром пораньше, метлу в руки – и подметите. Возьмите тряпку – и вымойте подъезд. Что это за барин такой прибыл – недовольный нерасторопными слугами?
Ах, вы платите местный налог, а муниципалитет не убирает. Так выберите в горсовет правильных людей. Сами туда баллотируйтесь. Вы не в правительственный санаторий прибыли – вы приехали в свою отныне страну, наведите в ней тот порядок, который вы считаете верным. Не зря же вас при прилете сразу же наделили правом избирать и быть избранным.
Квартиры вам здесь дорогие? Есть страны, где они стоят на порядок меньше. Чего ехать сюда? Как я уже писал, сюда, в дорогую страну, нужно ехать только от безысходности, когда еврею уже там, где он сейчас, нельзя спокойно жить, когда угрожают его жизни. В таких случаях он бежит сюда, сломя голову, схватив в охапку детей и стариков, выбирается на берег и, тяжело дыша, целует землю страны, единственной в мире, где обеспечена безопасность ему и его домочадцам.
Нет дешевых квартир? Возьмите мастерок в руки и постройте.
Ах, в израильской больнице не совсем хорошо полечили. Бывает. Пусть ваши дети выучатся на врачей и станут лечить хорошо.
Плохо кормят в ресторанах, дорого там? Откройте свою точку общественного питания, и поскольку вы будете кормить недорого и вкусно, вы будете процветать, все ваши конкуренты закроются, а ваша сеть столовых сделает вас миллиардером. Так будет решена и проблема трудоустройства, да и от завидных женихов и невест не будет отбоя.
Более чем чевертьвековой опыт жизни в Израиле показывает мне, что есть здесь очень много хорошего – сверх реализации национальной идеи. Повезло найти хорошую работу – это бонус, который вам не обещали, на который вы и не должны были рассчитывать. Можете считать себя счастливым человеком. Вам встретились хорошие люди, которые помогли, подсказали, направили в нужную сторону? Это бонус, нужно быть благодарным судьбе за это.
Оказалось, что в Израиле развит хай-тек – бонус. Оказалось, что здесь высокие надои и урожаи – бонус. Вы открыли, что медицина в Израиле творит чудеса – бонус. Есть здесь круглый год овощи и фрукты – бонус. Отличные пляжи, бассейны, театры, концерты – бонус. Все это – сверх обещанной программы. Ваши дети попали в хорошую школу, смогли получить хорошую профессию, устроились на высокооплачиваемую работу, купили квартиру в хорошем районе – все это бонусы, бонусы, бонусы. И всему этому нужно радоваться, радоваться и радоваться.
Отметая с порога все жалобы и претензии, не имеющие отношения к национальной идее и концепции Израиля как еврейского государства, я соглашусь с легитимностью одного упрека: И в Израиле нет у евреев полной безопасности. Здесь происходят теракты.
Но и в этом случае новичкам не нужно спешить с обвинениями и осмотреться, понять, кто виноват в том, что властям не удается искоренить террор, и направить свой праведный гнев против тех, кто, жонглируя пустыми лозунгами, не позволяет силам безопасности принять решительные меры, не позволяет бороться с террором эффективными средствами. Вы поймете, кто на самом деле в этом виноват, направите свой благородный гнев по верному адресу, и будете впредь знать, за какую партию нужно голосовать на выборах, чтобы спокойно ездить в автобусах, совершать покупки на рынке и в супермаркетах, без опаски отправлять детей в школы.
Юрий Моор-Мурадов
